В Афганистане, в «Черном тюльпане»

— Надеюсь, вас тут ценят, прапорщик?..

— A-а ка-ак же, — охнул прапорщик. — Еще как ценют. На самом лучшем счету в нашем штабе. Даже орден имеется, смешно сказать…

— Чего же тут смешного? — лениво спросил Кошевский.

— Да расскажу, не поверите… — прапорщик хихикнул и вытер ноздрю ладонью. — Как-то сдавали товар на рынке в Файзабаде. Сгущенное молоко, сахар и прочее… Пока деньги считал, зазевался. Тут у меня автоматик и сперли, сволочи. Я его к прилавку прислонил. Пацанва какая-то грязная под ногами вертелась. Отвернулся и фи-ить… Ищи-свищи-и… Я, конечно же, на связь… Так и так, докладываю… А мне велели, не доезжая до полка, стрельбу поднять. Чтобы изобразить нападение душман…

Прапорщик коротко хохотнул.

— Постреляли мы в воздух. Подняли трескотню. Даже полковую артиллерию привлекли. Шуму было-о, гро-охоту… Снарядов извели, тьма-а…

Прапорщик потер ладони.

— Ну, и что же в результате-то?.. Получил орден… Самый настоящий… За исключительные боевые заслуги… Во-о, ка-ак надо ордена зарабатывать…

— Молодец, — одобрил Кошевский. — Нам понадобятся люди с такими заслугами. Между прочим, боевые награды в будущем будут хорошей вывеской для деловых людей.

46

— Ты слышал, Ванюха, сегодня летим домой.

— Как летим? Крыша, что ли, поехала? Брось травить!

— Передали по связи, точно! Выходим на посадочную площадку, а там нас ждут «вертухаи» и фи-ить… домой…

— Повтори, повтори…

— Когда? Сегодня?..

— Точный базар?..

— Летим, пацаны. Ей-богу, летим! Чтоб мне лопнуть!..

— Да ты и так сдулся. Не свистишь?

— Идем на посадочную, а там нас на борта и под винтами, тю-тю…

— Привет «Зубу»!

Лихорадочная новость поднимала, будила на рассвете орловскую «Метель». Солдаты тормошили друг друга, натягивали на глаза оторванные меховые козырьки грязных ушанок, хлопали по плечам. Конец операции… Неделю они уже ходили по горам. И сегодня живыми, без ран, пусть истощенными, изнуренными, но живыми полетят в полк. Да еще как полетят. Пассажирами десантных салонов. С музыкой. Животами вверх.

Солдаты улыбались. Растирали замерзшие за ночь щеки. Стряхивали иней с плащ-палаток.

— Может, и накормят напоследок.

— Ага, не раскатывай губищи…

— А, между прочим, по связи обещали накормить.

— В полку похаваем…

— Серьезно. Говорили, на посадочной площадке будет ждать обед.

— На белой скатерти.

— С салфетками и слюнявчиками.

— С танцами под бубен.

— И наш Осенев исполнит танец живота.

Раздался хохот. Слишком худым стал маленький пулеметчик для подобного танца. Осенев выглянул из окопа. На побледневшем усталом лице выступали заметенные пылью морщины. Глаза солдата глубоко провалились в черные проемы глазниц. Грудь его неожиданно свело в судороге. Усилием воли он расправил плечи, подавил у самых губ рвущийся из легких хрип, усмехнулся:

— Хватит трепаться. Какой из меня танцор?..

— Ничего, Осень, не переживай. Животом трясти легче, чем окопы копать.

— Хлопцы, домой летим.

Осенев откинул крышку ствольной коробки. Начал драить зубной щеткой закопченное нутро пулемета. Вздохнул:

— Чего мне так не везет? Другие в армии и в длину, и в ширину прибавляют. А я за два года так и не поправился. Как был метр шестьдесят, так и остался. Не поверят дома, что я с таким ростом на боевые операции ходил.

— Да, Осень, невидный ты парень, но ты не сомневайся, — отозвался кто-то. — Ты отвечай, что боевой опыт на метры не меряется, а сила воли в килограммах не вешается. А по этим параметрам ты у нас в роте настоящий великан.

Орлов собрал возле себя командиров. Шульгин пристроился рядом с ротным и принялся менять аккумуляторы на радиостанции. Взводный Алешин, лихорадочно блестя глазами, поглядывал по сторонам. На желтой коже блестели бисеринки пота. Нездоровая синева сгустилась вокруг глаз. Временами он зябко вздрагивал.

Старшина Булочка, самый старший среди присутствующих и самый младший по должности, снисходительно поглядывал на молодых лейтенантов и уважительно опускал взгляд на Орлова.

Щеголеватый Смиренский, командир второго взвода, уже успел тщательно вычистить обмундирование и сидел на камне, покачивая носком начищенного сапога.

Командир третьего взвода высоченный Моргун, тоже недавний выпускник военного училища, улыбался от уха до уха, влюбленно поглядывая на своего командира.

— Алешин пойдет первым. — Орлов с хрустом перекусил сухую соломинку. — Что-то ты неважно выглядишь сегодня.

— Трясет, не пойму чего-то… — Алешин повел плечами, плотнее запахнул овечью телогрейку, теплую трофейную вещицу. Однако сегодня его не грела и густая овечья шерсть.

— Постой-ка, — Орлов выкинул вперед сухую ладонь, коснулся липкого, распаренного лба Алешина.

— Да ты просто горишь, Сашка. Простуда у тебя, если не хуже. Может быть, и малярия. От нее, лихорадки заразной, тоже трясет хорошо.

— Ладно-ладно, не сахарный, таять не собираюсь, — через силу улыбнулся Алешин. — До вертолетной площадки точно дойду. Сил хватит…

Алешин упрямо сжал зубы.