В аду повеяло прохладой

Постепенно тема расстрела Багирова иссякла, и Сеймур совсем было собрался уходить, но Фаталиев его задержал. Они пили «экспериментальный» шафранный напиток, и Фаталиев рассказал Сеймуру о своем впечатлении после случайной встречи с Самандаром.

– Я его три месяца не видел, а сегодня так просто не сразу узнал. Даже походка изменилась. С первого взгляда видно, что у Самандара пропал кураж. Сеймур, а тебе его совсем не жалко?

Сеймур чуть не поперхнулся.

– Вы меня удивили. Вы считаете, я должен его жалеть?

– Самандар – человек несомненно мерзкий, и ты абсолютно правильно поступил с ним. Но, когда прошло время, ты не думаешь о том, как ему теперь непросто здесь жить?

– И вы его жалеете.

– Сам удивляюсь. До сегодняшней встречи мне в голову не пришло бы его пожалеть. Это при том, что я продолжаю думать, что он получил по заслугам. А сегодня я вспомнил, что у него есть жена, дети. Подумал, как к нему теперь относятся подчиненные. До той встречи с тобой у всесильного Самандара в Амбуране было прозвище «Танк»… Он и был вроде танка на самом деле. Ты можешь понять, почему Самандар не сообщил о том, что лишенный прав зэк до полусмерти избил его, председателя сельсовета, в его же собственном кабинете? Стоило ему пожаловаться, неизвестно, что с тобой сделали бы. Вернее, известно.

– Если вы не можете догадаться, почему он на меня не донес, – усмехнулся Сеймур, – то мне это уж точно не под силу. Я только удивляюсь и жду, когда он донесет.

– Ему было стыдно, ему до сих пор стыдно. Ни товарищу Назимову, ни своему родственнику Куткашенлы он не мог сказать, что в его собственный кабинет, прихрамывая, пришел посторонний дистрофик и в одиночку избил его так, что он не мог ни ходить, ни говорить.

– Почему это я дистрофик? – удивился Сеймур.

– Потому что ты весишь килограммов на двадцать-двадцать пять меньше, чем полагалось бы… Извини, дистрофика я добавил ради эффекта. Сеймур, ты меня сбиваешь с мысли! Так вот теперь все это каким-то образом стало известно в Амбуране. Он из сельсовета теперь почти не выходит, знает, что втихомолку над ним все смеются.

– А от кого бы амбуранцы могли узнать, что Самандара избили? – Сеймур испытующе посмотрел на Фаталиева. – Знали только вы, Назимов, Газанфар и я. Кто, по-вашему, мог оповестить местное население?

– Вот именно, – усмехнулся Фаталиев.

Оба были уверены, что население было оповещено стараниями товарища Назимова.

– Значит, пострадавшему Самандару вы сочувствуете? А меня, например, вам не жалко? – изобразив простодушие, полюбопытствовал Сеймур.

– Тебя-то за что? – удивился Фаталиев.

– Ну как за что? – замялся Сеймур, он уже жалел, что заговорил об этом с Фаталиевым. – Вам же все обо мне известно.

Фаталиев внимательно посмотрел на него:

– Да. Но только ты не рассчитывай, что за все твои тяжкие испытания тебя кто-нибудь пожалеет.

– Да я и не хочу, чтобы меня кто-то жалел, – возмутился Сеймур. – Я же сказал – например! Я убежден, что если уж кого жалеть, то тех, кто был покалечен на войне или без вины заживо похоронен в лагере, а не крокодила Самандара. Например, товарища Багирова, которого на ваших глазах несправедливо приговорили к расстрелу, вам не жалко?

– Нет, конечно. Как его можно жалеть? Багиров, к твоему сведению, сильный, значительный человек. Таких людей не жалеют. Я уверен, что если бы Мир Джафар Багиров почувствовал, что его кто-то жалеет, для него это было бы хуже расстрела. Кто-то сейчас радуется и злорадствует, кто-то возмущается тем, как с ним обошлись, но чтобы его, не дай бог, жалели, он не заслужил. Пойми, что бы с человеком не произошло в жизни, сущность его от этого не меняется. К чему я это говорю? Таких, как ты, дорогой мой Сеймур, не жалеют. В каком бы ты тяжелом положении ни оказался, всегда найдутся люди, которые тебе будут завидовать.

– Приятная шутка, – усмехнулся Сеймур, – в меру веселая и неожиданная.

– Никаких шуток, – серьезным тоном возразил Фаталиев. – Тебе известно, что всем людям, скажем, подавляющему большинству, непременно свойственны такие качества, как зависть и жалость?

– Возможно, – Сеймур пожал плечами.

– Поверь, это не я придумал! Мир устроен так, что на жалость способны только сильные люди по отношению к слабым. А на зависть обречены слабые. Они завидуют сильным, это неприятное чувство, иногда мучительное, но избавиться от него в редчайших случаях удается только тому кто становится сильным сам.

Сеймур вдруг обнаружил, что слушает Фаталиева с интересом.

– И что, неужели не встречаются люди, никогда не испытывающие зависти или жалости? В виде исключения хотя бы.

– Среди обычных нормальных людей таких исключений не бывает. Понял? Так что ни от кого жалости не жди. Ты не тот человек. А завидовать тебе будут.

– Если хоть раз встречу безумного человека, который в чем-то мне позавидует, я вам обязательно расскажу, – усмехнулся Сеймур.

На этом беседа на научные темы прекратилась, и Сеймур ушел. При виде хозяина Алби вначале исполнил, как всегда при его возвращении, радостный танец, а затем ткнулся ему в колени. Сеймур положил руку на голову Алби, и пес замер от счастья.