— Ну и музон — никакого бита, — сказала она. Эту песню пели во времена Великой Депрессии, в 1932 году — когда родился Профейн. Он не помнил, откуда ее знает. Если в ней и есть какой-нибудь бит, то это — стук бобов о пустое ведро где-то в Джерси. Или выданная отделом общественных работ кирка, колотящая по мостовой. Или набитый бродягами грузовой вагон на наклонной колее, через каждые тридцать девять футов отстукиващий по шпалам. А эта девушка родилась в сорок втором. У войны нет моего бита. Там сплошной шум.
Продавец цепполы через дорогу запел. Анхель и Джеронимо начали подпевать. Оркестр тоже подстроился под итальянский тенор.
Non dimenticar, che t'i'ho voluto tanto bene,
Ho saputo amar; non dimenticar…
Казалось, холодная улица тут же расцвела пением. Ему захотелось взять эту девочку за руку, отвести ее туда, где тепло и нет ветра, развернуть спиной на подшипниках ветхих каблучков и показать, что его, в конце концов, зовут Сфацим. Это желание у него то исчезало, то вновь появлялось, — желание быть жестоким. И в то же время его переполняла печаль — настолько огромная, что она вытекала из его глаз и дырявых башмаков, образуя на улице целую лужу человеческой печали, вобравшую все, что когда-либо было здесь пролито — от пива до крови, — все, кроме сострадания.
— Меня зовут Люсиль, — сказала девушка Профейну. Ее подруги тоже представились, и Люсиль подошла и села обратно на ступеньку рядом с Профейном. Джеронимо отправился купить еще пива. Анхель продолжал петь.
— Чем вы занимаетесь? — спросила Люсиль.
"Травлю небылицы девочкам, которых хочу трахнуть", — подумал Профейн. Он почесал подмышкой и сказал:
— Стреляем аллигаторов.
— Чего?
Он рассказал об аллигаторах. Анхель, воображение которого отличалось не меньшей яркостью, добавил к его рассказу деталей и красок. Сидя на ступеньке, они совместными усилиями сколотили миф. Поскольку этот миф родился не из страха перед грозой, не из снов, не из удивления по поводу того, как умирают посевы после урожая и вновь рождаются каждую весну, то есть не из чего-то перманентного, а лишь из временного интереса, — этот миф — неожиданно разбухшая импровизация — был хрупким и столь же преходящим, как оркестровые стойки и сосисочные лотки на Малберри-стрит.
Вернулся Джеронимо. Они сидели, попивая пиво, разглядывая людей и рассказывая канализационные истории. Девушкам время от времени хотелось петь. Довольно быстро они захмелели и стали по-кошачьи игривыми. Люсиль подпрыгнула и отскочила в сторону.
— Поймай меня! — крикнула она.
— О Боже! — сказал Профейн.
— Ты должен ее поймать, — пояснила одна из подружек. Анхель и Джеронимо рассмеялись.
— Я должен что? — переспросил Профейн. Двух других девушек рассердил смех, и они побежали вслед за своей подружкой.
— Догоним? — спросил Джеронимо.
Анхель отрыгнул.
— Заодно вместе с потом выгоним пиво. — Пошатываясь, они встали со ступеньки и легкой рысцой побежали по улице.
— Где они? — спросил Профейн.
— Там.
Они бежали, распихивая встречных кулаками. Кто-то замахнулся, чтобы дать Джеронимо сдачи, но промазал. Единой шеренгой они пронырнули под пустым лотком и оказались на тротуаре. Девицы неслись галопом далеко впереди. Джеронимо тяжело дышал. Они возобновили погоню, но девушки свернули в боковую улицу. Когда преследователи добежали до угла, девушек и след простыл. Следующие четверть часа они в замешательстве ходили по прилегающим к Малберри улочкам, заглядывая под машины, за телефонные столбы и под крылечки.
— Никого нет, — сказал Анхель.
Из подвальчика на Мотт-стрит доносилась музыка. Обследование обнаружило вывеску ОБЩЕСТВЕННЫЙ КЛУБ. ПИВО. ТАНЦЫ. Они спустились вниз, открыли двери и, войдя, обнаружили пивную стойку, музыкальный автомат и человек пятнадцать-двадцать подростков. Мальчики были одеты в айвилиговые костюмы, девочки — в вечерние платья. Из музыкального автомата несся рок-н-ролл. Вокруг были все те же жирные волосы и лифчики с корсажами, но атмосфера казалась теплее и напоминала сельский танцклуб.
Они продолжали стоять в дверях. Вскоре Профейн заметил Люсиль, она прыгала в центре площадки с человеком, похожим на главу правления преступной корпорации. Через плечо партнера она показала Профейну язык, и он отвернулся.
— Мне это не нравится, — услышал он чей-то голос. — Пахнет полицией. Почему бы нам не отправить его через Центральный парк. Глядишь, кто-нибудь перехватит.
Он случайно посмотрел налево и увидел гардероб. Аккуратные и одинаковые, с подбитыми симметричными плечами, на ровных рядах крючков висели две дюжины черных вельветовых курток с красными буквами на спине. "Динь-дон, — подумал Профейн. — Страна Плейбоев".
Анхель и Джеронимо смотрели в ту же сторону.
— Может, нам и впрямь?.. — спросил Анхель. Из двери на другой стороне площадки Люсиль делала Профейну знаки.
— Подождите минутку, — сказал он и, лавируя между парами, пересек площадку. Его никто не заметил.
— Почему ты так долго? — Она взяла его за руку. В комнате было темно, и он наткнулся на бильярдный стол. — Сюда, — прошептала она, растянувшись на зеленом сукне. Угловые лузы, боковые лузы и Люсиль.