V.

Стенсил вышел из телефонной будки и осторожно примостился правой ягодицей на табурет у стойки, стараясь не морщиться от боли и надеясь, что его кряхтенье и неловкость будут списаны на счет возраста. Он заказал чашечку кофе, прикурил, отметив при этом, что рука не дрожит. Спичка горела ровным, неколебимым коническим пламенем. «Стенсил, ты невозмутим, – сказал он себе. – Но, черт возьми, как они на тебя вышли?»

В том-то и была загвоздка. С Цайтсусом он познакомился совершенно случайно. Стенсил возвращался к Рэйчел. Переходя через Колумбус-авеню, он заметил неровные шеренги работяг, выстроившихся на противоположной стороне и слушавших распинавшегося перед ними Цайтсуса. Стенсила очаровывала любая организованная группа, кроме подразделения солдат. Эти оборванцы были похожи на революционеров.

Стенсил пересек улицу. Шеренги разомкнулись, и работяги разошлись. Цайтсус какое-то время смотрел на них, потом повернулся и увидел Стенсила. Светлевшее на востоке небо отражалось в очках Цайтсуса, превращая линзы в пустые бледные стекляшки.

– Ты опоздал, – гаркнул Цайтсус. Верно, подумал Стенсил. На несколько лет. – Подойди к бригадиру Банту, вон тому парню в клетчатой рубашке.

Стенсил вдруг понял, что он трое суток не брился и столько же времени спал в одежде. Поскольку все, хотя бы намекающее на переворот, привлекало его внимание, он подошел к Цайтсусу, изобразив улыбку на манер своего отца – в стиле дипломатической службы.

– Мне не нужна работа, – сказал он.

– Англичанин хренов, – сказал Цайтсус – Последний англичанин, который работал у нас, душил аллигаторов руками. Вы ребята что надо. Может, попробуешь один раз?

Естественно, Стенсил спросил, что попробовать, и контакт был налажен. Чуть позже они уже сидели в конторе, которую Цайтсус делил с какой-то малопонятной сметной шарагой, и обсуждали проблемы канализации. Где-то в парижском досье, вспомнил Стенсил, была запись беседы со служащим «Colecteurs Generaux», который занимался главным канализационным каналом, проложенным под бульваром Сен-Мишель. Этот человек, который тогда уже был стар, но сохранил удивительную память, рассказал, что незадолго до начала Первой мировой войны, во время одного из обходов, проводившихся каждую вторую среду, видел женщину, которая могла быть V. Однажды Стенсилу уже повезло с канализацией, и он не видел причин, почему бы не попробовать еще раз. Они с Цайтсусом отправились перекусить. День только начинался, шел дождь, и разговор вращался вокруг историй, связанных с канализацией. К ним присоединились несколько ветеранов, которые поделились своими воспоминаниями. Не прошло и часа, как всплыло имя Вероники, упомянутой в дневнике под инициалом V., любовницы священника, которая хотела стать монахиней.

Даже в помятом костюме и со свежепроросшей бородой Стенсил был очарователен, и даже направляясь к выходу, он продолжал убедительно болтать без умолку, стараясь не выдать своего интереса. Однако другие остались. И куда же идти теперь? Он уже узнал все, что хотел узнать о Приходе Фэйринга.

Когда он выпил еще две чашечки кофе, полицейский ушел, и через пять минут появились Рэйчел, Фу и Хряк Бодайн. Они втиснулись в «плимут» Фу. Фу предложил поехать в «Ржавую ложку». Хряк был полностью «за». Рэйчел, благослови Бог ее душу, не стала скандалить и задавать лишних вопросов. Они вышли в двух кварталах от ее дома. Фу потащился дальше по Риверсайд-драйв. Снова пошел дождь. На обратном пути Рэйчел произнесла лишь одну фразу: «Должно быть, у тебя болит задница». Сказала, глядя сквозь длинные ресницы, с ухмылочкой маленькой девочки, и секунд десять Стенсил чувствовал себя кастрированным кокером, каким его, наверное, и считала Рэйчел.

Глава шестая, в которой Профейн возвращается на улицу

I

Женщины в представлении Профейна-шлемиля всегда связывались с мелкими неприятностями: порванными шнурками, разбитыми тарелками, булавками в новых рубашках. Фина не была исключением. Прежде всего Профейн обнаружил, что он является лишь некой абстракцией для милосердия, заключенной в телесную оболочку. Вместе с маленькими покалеченными зверьками, уличными бродягами, забытыми Богом и отдающими концы, он стал очередным объектом приложения жалости и сочувствия со стороны Фины.

Но Профейн, как всегда, ошибался. Признаки ошибки впервые проявились во время безрадостного празднования, которое устроили Ангел и Джеронимо после того, как Профейн в первый раз отработал восемь часов, охотясь за аллигаторами. Они трудились в ночную смену и вернулись в дом семейства Мендоса около пяти утра.

– Надень костюм, – велел Ангел.

– У меня нет костюма, – ответил Профейн. Ему выдали один из костюмов Ангела. Костюм был мал, и Профейн чувствовал себя неловко.

– Все, что мне сейчас нужно, – заметил он, – так это немного поспать.

– Спи днем, – сказан Джеронимо. – Хо-хо. Ну ты и псих, старик. Сейчас мы пойдем снимать телок.