V.

– Поговорим об этом потом, – мягко сказала она. – Слезы и любовный кризис могут подождать. Не сейчас, милый Профейн. Сейчас спать.

– Нет. – Он наклонился над ней. – Детка, я ничего тебе не открываю, никаких своих тайн. То, что я сказал, мне ничем не грозит, потому что это не секрет, это известно всем. И это не моя характерная особенность, таковы все шлемили.

Она повернулась к нему и раздвинула ноги:

– Тише…

– Неужели ты не понимаешь, – продолжил Профейн, возбуждаясь, хотя вовсе к этому не стремился, – что я, как и любой шлемиль, непроизвольно навожу девчонок на мысль, будто у меня в прошлом есть какая-то тайна, о которой нельзя рассказать, но все это чушь. Полная туфта. Там вообще ничего нет, – добавил он, словно ДУРАК подсказал. – Пустая раковина моллюска. Детка, дорогая, – тянул он елико возможно фальшивее, – шлемили знают это и пользуются этим, они понимают, что девушкам нужна какая-нибудь загадка, романтика. Ибо женщина чувствует, что мужчина, о котором она узнает все до конца, станет ей невыносимо скучен. Я знаю, о чем ты сейчас думаешь: бедный малыш, зачем он стремится себя очернить. А я просто пользуюсь твоей любовью, которую ты, дурочка, считаешь взаимной, чтобы вот так вставить тебе промеж ног и вот так получить свое, нисколько не думая о твоих чувствах и не заботясь о том, чтобы ты кончила, поскольку считаю себя достаточно хорошим любовником, чтобы заставить тебя кончить и так… – Профейн говорил и говорил, не умолкая, пока они оба не кончили, после чего переверггулся на спину и по традиции загрустил.

– Пора бы тебе повзрослеть, – наконец сказала Рэйчел. – вот и все. Маленький ты мой неудачник, неужели ты никогда не думал, что мы тоже получаем свое? Мы старше вас и когда-то жили внутри вас – в пятом ребре, которое ближе всех к сердцу. С тех пор мы все о вас знаем. А после этого нам пришлось играть в игру, переполняющую сердца, которые вам кажутся пустыми, хотя мы знаем, что это неверно. И теперь вы все живете в нас – сначала целых девять месяцев подряд, а потом – каждый раз понемногу, когда пытаетесь вернуться туда, откуда вышли.

Профейн захрапел без всякого притворства.

– Боже, дорогой, я становлюсь занудой. – И она провалилась в сладкий, яркий и подробный сон о совокуплении.

– Попробую тебе что-нибудь подыскать, – сказала она на следующий день, выпрыгнув из кровати и одевшись. – Жди. Я позвоню. – После этого Профейн, разумеется, заснуть уже не смог. Некоторое время он бродил по квартире, натыкался на мебель и клял ее на все лады.

– Метро. – Он воззвал к нему, как Квазимодо взывал к собору Парижской Богоматери. Весь день Профейн болтался, как йо-йо, а с наступлением ночи выбрался на улицу, зашел в ближайший бар и нарезался. Дома (дома!) Рэйчел встретила его улыбкой и попыталась продолжить игру.

– Хочешь стать коммивояжером? Продавать электробритвы для французских пуделей?

– Никаких неодушевленных предметов, – с трудом выговорил Профейн. – Могу торговать рабынями.

Она отвела его в спальню и, когда он рухнул на кровать, сняла с бесчувственного тела ботинки. И даже подоткнула одеяло.

На следующий день Профейн с похмелья использовал для упражнений в йо-йо паром Стэйтеч-Айленда и болтался туда-сюда, наблюдая за юными парочками, которые нежничали, тискались, соединялись и расходились.

Днем позже он поднялся раньше Рэйчел и отправился на рыбный рынок в Фултоне, дабы окунуться в оживленную утреннюю деятельность. Хряк Бодайн напросился пойти с ним.

– Преподнесу Паоле, – сказал он, – свою рыбину, хуйк-хуйк. – Профейна передернуло. Они неспешно прошлись по Уолл-стрит, разглядывая изредка попадавшиеся брокерские бюллетени. Потихоньку добрели до Центрального парка. Убили на это полдня. Еще час увлеченно наблюдали за светофором. Зашли в бар и посмотрели по телевизору серию мыльной оперы.

Вернулись поздно, веселые и довольные. Рэйчел не было.

Зато вышла заспанная и опеньюаренная Паола. Хряк тут же принялся с оттяжкой скрести задними лапами по коврику.

– Ох, – сказала Паола, увидев Хряка. – Можете сварить себе кофе. – Зевнула – А я вернусь в постельку.

– Правильно, – сказал Хряк, – Золотые слова. – И, нс отрывая взгляда от ее талии, двинулся, словно зомби, вслед за Паолой в спальню и прикрыл за собою дверь. Вскоре до Профейна, варившего кофе, донеслись крики.

– Ну-ка. – Он заглянул в спальню. Хряк ухитрился вскарабкаться на Паолу и, казалось, приклеился к подушке длинной нитью слюны, блестевшей в слабом свете, проникавшем из кухни.

– Помочь? – спросил озадаченный Профейн. – Насилуют?

– Убери от меня эту свинью, – завопила Паола.

– Эй, Хряк. Отвали.

– Я хочу ее трахнуть, – запротестовал Хряк.

– Пошел вон, – рявкнул Профейн.

– Катись на катере к ебене матери, – зарычал Хряк.

– Ну нет, – ответил Профейн, хватая Хряка за ворот свитера и пытаясь оттащить от Паолы.

– Эй, ты меня задушишь, – предупредил Хряк.

– Задушу, – согласился Профейн. – Хотя как-то раз я тебе спас жизнь. Помнишь?