Ужасно роковое проклятье

Я принялась перечитывать записи, надеясь обнаружить хотя бы намеки, оговорки, слабые подобия разъяснений. В дневнике попадались вклеенные листочки — письма Винченцо. Мольбы о примирении, заверения в вечной любви, рассказы о рождении сына Алессандро, умилительные картинки тихой семейной жизни, приглашения приехать на Рождество, Пасху, именины, крестины и первое причастие сыночка. Ложью и страхом дышало в них каждое слово. Дед превратил жизнь предателя в ад, его страшная цель была достигнута. Интересно, если бы дедуля знал, как ударит по мне, его любимой внучке, заскорузлая вендетта — он отказался бы от мести? Теперь уж этого не узнать. Придется рассказать обо всем ребятам, попросить совета, защиты и помощи. Авось меня минует чаша сия. Аминь.

Глава 8. Дракула наносит удар — в смысле, укус

 Наутро я приперлась к Оське без звонка. Мой добрый гений принял это как должное и усадил меня завтракать. Я все никак не могла собраться с духом, чтобы начать изложение дедовой "печальной повести". Но, кажется, на третьей чашке кофе, испитой в тяжком молчании, у меня прорезалась речь. Я, мямля и запинаясь, заговорила о наших непривлекательных фамильных секретах и кое-как добралась примерно до середины повествования. И тут (разумеется!) в дверь позвонили. Это пришел Даня, посвежевший, довольный собой и жизнью. Иосиф провел его в комнату, усадил и подвинул приятелю кофейник, позабыв принести чашку, а храбрая Соня продолжила рассказ, то переходя на шепот, то излагая суть дела простуженным баритоном.

После окончания горестной исповеди воцарилось долгое неловкое молчание. Парни сидели, уткнувшись глазами в сахарницы-масленки, точно здесь и содержались ответы на все наши вопросы. Я потерпела-потерпела их скорбное безмолвие, да и заговорила первой:

— В общем, на сегодняшний день положение таково: Кавальери, скорее всего, шантажируют уже полвека, а может, и больше — причем десять лет, как отбирают последнее, им едва на жизнь хватает. А недавно потребовали платить вдвое против прежнего — и вот Кавальери здесь, пытаются найти и приструнить Дракулу ненасытного. Но деньги для вымогателя — не главное. Он планомерно разоряет семью Кавальери, не давая ей встать на ноги. Словом, мстит — и безжалостно. Это какой-то Монте-Кристо: ему не бабки нужны, он погибели рода хочет, да так, чтоб последышам и на смертном одре покоя не было. Знает слабые места Кавальери наперечет и удары наносит, все тщательно рассчитав. Франческо назвал его "хранителем". То есть он так меня назвал, но, поскольку я не шантажистка, ошибся малость. Теперь сам не знает, что им с папашей делать, только Мадонну на помощь призывает. Я не знаю, что за информацию имел на своего итальянского аманта мой безнравственный дедушка, но она — серьезная опасность для Кавальери. Почему-то все концы на мне сходятся — значит, дед прятал свое нечистое сокровище без малого семьдесят лет, а мститель теперь хочет им обладать безраздельно…

— Ну, вроде все понятно, — встрял в мой хриплый монолог Даня, — Вопрос первый — тот же: кто таков и что ищет? Второй вопрос: что он дальше предпримет? Ты — дедова наследница, и тебя обыскали первую. Потом настал черед дряхлой голубки-архивистки. И все-таки ничего не нашлось. А если так, то этот Дракула и убить вас с тетенькой может. Чтобы ни ты, ни она не замирились бы с Кавальери или, не дай Бог, не отдали ту бумагу…

— Знаешь, друг ситный, — перебил приятеля Гершанок, — ведь Кавальери тоже по лезвию ходят. Коли у мстителя-жадины не будет на руках самой бумажонки, на которой у итальянцев свет клином сошелся, он их просто покоцает одного за другим. Как Даробрудера. Не мытьем, так катаньем.

— Думаешь, тот не своей смертью помре? — удивился Данила, — Инфаркт разве можно подстроить?

— Можно, если знать, что у человека больное сердце, — кивнула я, — Довести до сердечного приступа, а потом отодвинуть подальше телефон и с приятностью понаблюдать, как твой недруг отправляется к праотцам.

— М-да, нерадостная перспектива! — хмыкнул Оська, — Если он и убийца к тому же, то первый на очереди — Франческо.

— Почему?! — вскинулась я в ужасе.

— Ну, для престарелого отца смерть любимого сына — удар пострашнее, чем для молодого мужика — кончина дряхлого папочки! — прикуривая, пробасил Гершанок, весь в упоении собственной проницательностью, — Папулю после таких переживаний кондрашка хватит, и он остаток жизни проведет, пуская пузыри в дурке. Месть, как говорится, удалась!