Увидимся в темноте

А наушник старый, больше похожий на одноразовый. Такие бесплатно выдают в скоростных поездах.

Дешевка, дрянь.

Не нужно туда идти.

Не нужно, не нужно, – уговаривало Брагина сердце, разом превратившееся в ту самую желтоперую птичку-проводника. Так и долбило клювом изнутри: не нужно, ток-ток-ток. Под этот непрекращающийся долбеж, что эхом отдавался в каждой клетке тела, Брагин приблизился к прогалине. И еще успел удивиться – как так получается, что совсем тонкий лед легко выдерживает вес взрослого человека? И еще успел подумать – какая здесь глубина? Маленькие лесные озера часто бывают глубокими, и вода в них стоячая. И совсем не пропускает свет.

Лед не дрогнул даже тогда, когда Брагин опустился на колени перед прогалиной – с той стороны, где валялся наушник.

Не нужно туда смотреть.

Но Брагин уже заглянул в бездну – и увидел там ровно то, что должен был увидеть. Более того, он знал, что все случится именно так. Он – по эту сторону. Женское тело – по ту. Казалось, женщина парила в безвоздушном пространстве, а вовсе не в воде; она не опускалась на глубину, но и не поднималась к поверхности.

И она была мертва.

Задушена, о чем свидетельствовала странгуляционная борозда на шее. Сейчас вокруг шеи был обмотан шнур от наушника (вот куда делся второй конец!), но полностью скрыть борозду он не мог. Шнур – не орудие преступления, Брагин прекрасно об этом осведомлен. Как осведомлен, что убийство произошло не здесь, что с жертвами он расправляется в другом месте. Там, где никто не в состоянии побеспокоить. Убийца никуда не спешит, он все делает обстоятельно, он предельно осторожен. Так, что и концов не найдешь. Во всяком случае, они ни на йоту не приблизились к разгадке, а время движется неумолимо, ток-ток-ток.

Женщина в озере – пятая по счету.

И это Катя. Его жена.

Вода не была темной, скорее прозрачной, так что Сергей Валентинович мог разглядеть Катю в подробностях. Но он видел перед собой только обезображенную лилово-фиолетовой полосой шею, это ведь не может быть Катя. Не может быть. Нет.

Кто угодно, только не она.

Брагину не хватало воздуха. Не хватало сил, чтобы выпихнуть наружу это тяжелое, занозистое «нет». И пока он боролся с невесть откуда взявшимся деревянным бруском в глотке (а это был именно брусок, страшно неудобный), полоса на Катиной шее вдруг зажила своей жизнью. Она вспухла и закровоточила, а затем края ее разошлись. И в кромешной черноте мертвой плоти вспыхнули две яркие красные точки – то ли рябиновые ягоды, то ли птичьи глаза.

Все-таки это была птица. К которой Брагин уже успел привыкнуть, к которой относился с умилением, почти как к другу. Она привела его сюда, в конечную точку странствий. И оказалось, что конечная точка – это начало пути в ад. Персональный. И в нем Брагин будет пребывать отныне и вовеки.

Ток-ток-ток.

…Тьфу ты, черт.

Приснится же такое.

Это была первая мысль, после того как Брагин обнаружил себя на диване в гостиной. Пот заливал ему глаза и струился по спине, руки мелко дрожали, а сбившееся дыхание никак не могло восстановиться. Брусок из глотки, слава богу, исчез, оставив после себя разве что пару щепок. Ну, да ладно – посаднит и перестанет, главное, что это всего лишь сон, пусть и пугающе реальный. Ночной кошмар, со всяким может случиться. И даже странно, что он не нагрянул раньше – учитывая ситуацию. Нечеловеческое напряжение сил – и никакого выхлопа. КПД равен нулю.

Зеро. Жопа тоталь. Не абсолютная, конечно (для разнообразия можно побыть и оптимистом), но в рамках статистической погрешности.

И – самое-самое главное. Катя жива!

Сидит в ногах у Брагина и внимательно его разглядывает.

– Кричал? – облизнув языком пересохшие губы, спросил Сергей Валентинович.

– Нет, – покачала головой Катя.

– Храпел?

– Нет.

– Иди ко мне.

Она даже не шелохнулась: их отношения, и без того далекие от идеальных, в последнее время совсем разладились. И не только Альтист тому виной (он заставляет Брагина пропадать на работе сутками, перелопачивая пустую руду), и на диван в гостиную Брагин перебрался не просто так. Альтист – лишь повод, он и раньше пропадал сутками и легко мог завалиться домой посреди ночи, а то и к утру – особенно когда случались сложные дела. Вроде того, что он расследовал теперь. Но вернуться и не скользнуть к спящей Кате под одеяло – еще недавно представить такое было невозможно.

Вот и представляй теперь.

Вот Брагин и представляет, сколько уже? Две недели как. Или три? Или месяц?