Увидеть море

Мы слегка стыдились своей робости, но недолго. Ровно месяц. Потом пицца-стор лишился третьего пиццамэна. Пятидесятилетнему Стиву негритянские подростки выстрелили в голову, на парковке перед церковью, куда они заказали доставку.

Пуля снесла Стиву всю верхнюю челюсть и язык, однако ему повезло. Пролежав без сознания пять часов, он умудрился забраться в свой пикап и доехать до витрины продуктового супермаркета. Говорили, он вывалился окровавленной головой прямо на лоток с бананами, откуда скорая через час забрала его в госпиталь.

В общем, теперь Гоша сидел без работы, и ничего не мешало ему принять участие в военной операции, реабилитировавшись в своих глазах после бегства от грабителей.

Вся дружина была в сборе и готова к бою.

До вечера оставалось много времени. На улице (как всегда) стояла солнечная погода. При таких исходных у нас просто не было шанса не усугубить.

Уже через час я превратил наш семейный аппартмент в военный штаб, воспользовавшись отсутствием Светки. Стратегическая и тактическая часть плана была выработана уже после первой бутылки, и после трёх-четырех тостов «За Победу!» мы перешли к мотивационной программе.

«И, пока спокоен враг, вся станица на ушах,
Мы упьемся самогоном всем смертям назло.
Но если вражеский урод нападет на наш народ,
Атаман, веди вперед! Шашки наголо!»

- разрывался магнитофон, в то время как трое полуобнажённых молодцов с кумачовыми лицами носились вокруг стола, размахивая воображаемыми шашками.

Телефон разбудил меня с пятого звонка. Звонил Лёня.

- Пацаны, я уже приехал, как вы и сказали. Жду дома. Тут только Нияз, Фарух уехал к землякам, — послышался в трубке приглушенный сбивчивый голос.

- Сейчас едем, — хрипло выдохнул я в трубку, и от многослойного перегара захмелели американские телефонистки на линии.

Наши рожи с бодуна были так страшны, что худосочный Нияз без долгих уговоров сел с нами в машину и повез показывать дом, где кутил с друзьями главный друг Балуна Фарух.

План был прост, как все гениальное: я выманиваю Фаруха под предлогом разговора, Лёня порицает его словесно, потом бъет по лицу, восстанавливая высшую справедливость. Короткое прощание. Отъезд. Банкет.

Однако все как-то сразу пошло не так. Фарух вышел вальяжно и повёл себя, как Соловей-разбойник из анекдота про отца Ильи Муромца*.

Он очень вежливо и с улыбкой поздоровался со мной, Гошей и Димой, и тут же набросился на Леню.

- Ты что… (мат-перемат)…не понял, что я тебе сказал (мат-перемат)?! Что, я сказал, будет, если ты (мат-перемат) кого-нибудь приведешь?! А?

- По морде получу… — грустно ответил Балун, потупив голову, как ученик, не выучивший урок.

- Так какого…(мат-мат-перемат-мат-мат-перемат)…!!!

- А вы? — с пафосом в голосе повернулся к нам главный друг Лени, — вы приехали вступаться за это чмо?

С этими словами он скорчил презрительную мину и указал на Балуна. «Чмо» смотрело на нас пристыжено и с удивлением, как бы вопрошая: «Ну, действительно, ребята! Что ж вы так?»

Репутация наша стремительно падала.

- Да, нет, — перехватил я инициативу. — Чмо, тут, похоже, само по себе, а, вот, я пришел спросить, почто ты, козлина такая, меня за глаза поносишь и ругаешь?

Раздувшийся от собственной важности Фарух округлил две черные маслины и уставился ими на меня.

- Паша, да ты (мат-перемат)…

В этот момент я коротко, но от души хряснул лучшего друга Лёни в заросшую черной бородой челюсть.

Таджик картинно схватился за лицо, согнулся и горестно взвыл, не прекращая изрыгать ругательства в мой адрес.

Все это выглядело очень некрасиво, поэтому я, не задумываясь, всадил в кучерявую голову ещё пару увесистых хука. Вой затих и Фарух крепко прижался к моей груди, не желая нести ущерб. Не то, чтоб мы были с ним особенно близки, однако, понять его было можно. Несомненно, в этот момент он чувствовал себя довольно одиноко.

- Делай что-нибудь, — рявкнул Дима Балуну, толкнув его в направлении испуганного Нияза.

Мучаясь от стеснения и неловкости, Леня приблизился к противнику и нерешительно приобнял того за шею. Нияз откликнулся на объятья, и пара рухнула в траву, натужно сопя.

В этот момент к нашим танцам на лужайке поспешили присоединиться друзья Фаруха. Три коренастых колобка выкатились из трехбедрумной горницы и понеслись мимо Гоши и Димы прямиком ко мне.

Эмоциональный Фарух сжимал мои руки, лишив меня возможности защищаться. Я мог лишь беспомощно взирать на приближающиеся кулаки врагов.

- Эээ, парни? — тревожно проблеял я Гоше и Диме, пробуждая их от оцепенения. Гоша толкнул первого пробегавшего мимо таджика по направлению к Диме, который недолго думая насадил того на короткий апперкот. Со вторым произошла та же история. Третий понесся в сторону Димы самостоятельно.

- Да я же тебя съе-е-ем! — ревел он на ходу в ярости от непочтительного обращения с соплеменниками.