Увечный бог. Том 1

Фейнт зарычала и вздрогнула от боли. Боги, да ты совсем свихнулась, женщина.

Пусть мне приснится таверна. Дым, толпа, прекрасный стол. И мы все сидим, потягиваем коктейли. Квелл вперевалочку топает в сортир. Валуны корчат друг другу рожи и хохочут. Рекканто сломал большой палец и вправляет его. Гланно не видит бармена. Он не видит даже стола перед собой. Сладкая Маета похожа на жирную кошку, у которой из пасти свисает мышиный хвост.

Приносят еще кувшин.

Рекканто поднимает взгляд.

– А кто за все заплатит? – спрашивает он.

Фейнт осторожно поднимает одну руку, чтобы погладить себе щеку. Благословенная чернота, ты где-то далеко-далеко.

На бледном рассвете Торант открыл глаза. Какая-то жестокость еще рокотала в черепе – однако подробности страшного сна уже стирались. Моргая, Торант сел. Холодный воздух хлынул под одеяло из шерсти родара, пощипывая капельки пота на груди Торанта. Он взглянул на коней, но те стояли спокойно, подремывая. В лагере неподвижные фигуры спящих были еле видны в мутном утреннем свете.

Торант отбросил одеяло и поднялся. Зеленое свечение на востоке начинало бледнеть. Воин подошел к своему коню, поздоровался тихим бормотанием и положил ему руку на теплую шею. Рассказы о городах и империях, о газе, который горит голубым пламенем, о тайных путях через мир, которые не увидишь глазами, – все это беспокоило его, тревожило, хотя он и сам не понимал почему.

Он знал, что Ток явился из такой империи, из-за огромного океана, и что его одинокий глаз видел такое, чего Торант и представить не может. Впрочем, сейчас вокруг оул’данского воина гораздо более привычный пейзаж – да, грубее, чем в Оул’дане, но такой же открытый, и земля под огромным небом такая же ровная. Что еще нужно достойному человеку? Есть простор для глаз, есть простор для мыслей. Места хватит для всего. Палатка или юрта для ночлега, круг камней для костра, пар поднимается над стадами на рассвете.

Он мечтал о таком, жаждал привычного утра. Собаки поднимаются с травяных подстилок, из какой-то юрты доносится тихий плач голодного младенца, разносится запах дыма от просыпающихся очагов.

Внезапно чувства так нахлынули на него, что он чуть не всхлипнул. Все ушли. Почему же я еще жив? Зачем влачу жалкое, пустое существование? Когда ты последний, то и жить бессмысленно. Вены уже перерезаны, кровь течет и течет, и нет этому конца.

Красная Маска, ты убил нас всех.

Ждут ли его сородичи в мире духов? Как бы ему хотелось верить. И как жаль, что его судьба разбита, раздавлена пятой летерийской армии. Если бы дух оул’данов был крепче, если бы они все были такими, как утверждали шаманы… мы бы не умерли. Не проиграли. Не пали бы. Но они были слабы, невежественны и беззащитны перед переменами. Балансировали на тетиве, и, когда тетива зазвенела, их мир сгинул навеки.

Торант увидел, что проснулась Сеток. Она встала и начала чесать колтуны в волосах. Вытерев глаза, Торант повернулся к коню и уперся лбом в его гладкую шею. Я чую тебя, друг. Ты не заморачиваешься о жизни. Ты просто живешь в ней и не знаешь ничего за ее пределами. Как я тебе завидую.

Сеток подошла к нему – легкий хруст камней под ногами, медленное дыхание. Она подошла слева и погладила мягкий нос коня, между ноздрей, чтобы он вдохнул ее запах.

– Торант, – прошептала она, – кто здесь?

Он хмыкнул.

– Твои волки-призраки беспокойны? От любопытства и испуга…

– Они чуют смерть – и силу. Огромную силу.

На лбу между бровей у него выступил пот.

– Она называет себя заклинательницей костей. Шаманкой. Ведьмой. Зовут ее Олар Этил, и в ее теле не осталось жизни.

– Она приходит перед рассветом, уже третий день подряд. Но близко не подходит. Прячется как заяц и, когда наконец появляются лучи солнца, исчезает. Как пыль.

– Как пыль, – кивнул Торант.

– Чего она хочет?

Торант отступил от коня, провел тыльной стороной запястья по лбу и отвел взгляд.

– Ничего хорошего, Сеток.

Она какое-то время молчала, стоя рядом с ним, плотно завернув плечи в мех. Потом будто вздрогнула и сказала:

– У нее в каждой руке извивается по змее, но они смеются.

Телораст. Кердла. Они танцуют в моих снах.