— Прости, — подавляя смех и отдуваясь, говорит он. — Но это и в самом деле нелепость. На твое место уже собирались искать человека, и если бы не Мостовой, уже бы нашли. Само собой, на улицу тебя никто бы не выкинул. Предложили бы вернуться туда, откуда пришел, на Пресню. Там как раз с кадрами сейчас напряженка. Получается, ты уже трижды везунчик, разве не так? А учитывая то, что сегодня тебя навестит женщина по имени Наталья — четырежды, разве нет?
Я молчу, но и с места не двигаюсь.
— Все же нормально, — приблизившись на два шага, говорит мне Кривошапка заговорщическим тоном. — Отлежись здесь, пока не станет легче. На ноги тебя здесь поставят, уж поверь мне. Выйдешь на работу через неделю — хорошо, через две — ничего страшного. Твое место от тебя не уйдет. Ты, конечно, можешь поломаться для вида, сказать, что недостоин. Даже будет правильно, если поломаешься. Главное — не отказывайся. Ты же не хочешь назад? В вонючий райотдел, а?
Я молчу.
— Ну и отлично, — воодушевляется Кривошапка. — И еще. Когда у тебя будет разговор о будущем коллектива… А он обязательно будет, — кивает он. — Скажи, что хотел бы работать с прежними коллегами. И, большая просьба — не называй меня первым. Пусть первым будет Дашкевич, ему все равно терять нечего. А меня назови вторым, чтобы не было подозрений. Со мной-то ты по шлюхам не шлялся? — подмигивает он.
У меня съеживается все внутри, а по коже барабанит ледяная дрожь — и это при тридцатиградусной жаре!
— Не собираюсь я тебя шантажировать, — уверяет Кривошапка. — Самое глупое, что можно сделать — шантажировать собственное начальство. Я просто хочу, чтобы ты понял.
Он вздыхает и берет меня под руку. Несмотря ни на что, я чувствую себя жертвой шантажа и поэтому подчиняюсь. Медленно иду в ногу с ним.
— Ты не готов к должности, — снова констатирует он. — Что не помешает тебе ее занять. А что дальше? Поразмысли об этом в ближайшие дни. Мое мнение: тебе не помешает верный профессионал под боком. Он тебе просто необходим. Причем профессионал, который не будет выпячивать собственные заслуги. Как, кстати, было и у меня с Мостовым. Да, не удивляйся. Почему он делает все, чтобы меня перетянуть с собой? Да потому что я не анонсирую собственные победы, которые записываются на его счет. Но за него я спокоен, — спокойно кивает Кривошапка, — он умеет найти нужных людей и он их найдет. Побьется еще немного за меня, проиграет, конечно, потом еще некоторое время будет приходить в себя… А потом все равно найдет. Может, не такого полезного — я, кстати, не боюсь себя перехвалить. Все-таки от меня он получал добротную и проверенную информацию, прямо из ФСБ. Разумеется, лишь по работе и только ту, которую ему полагалось знать. С тобой чуть посложнее. Я просто не уверен, что ты справишься без меня. Уж извини за откровенность, но я уверен, что очень скоро возглавляемая тобой группа окажется в полной заднице. Если, конечно, в ней не будет меня. Ну так что? — говорит он, когда блок госпиталя возвышается перед нами во всей красе.
— У меня нет гарантий, — говорю я, чуть помедлив.
— Твоя гарантия — это я, — говорит он. — И ты мне нужен не меньше, чем я тебе. Мне чертовски нужно остаться на прежнем месте, понимаешь? В гробу я видал повышение, это будет равнозначно провалу. Я — рабочая, упертая, чуть туповатая лошадка. Это мое амплуа и для сохранения моего профессионального статус-кво лучше ничего не придумать. Я буду поставлять тебе информацию — нужную, качественную и вовремя. Все то же самое, что получал Мостовой. Единственное условие, которое я не ставил Мостовому, но которое вынужден обговорить прямо сейчас. Не вставлять мне палки в колеса. Не лезть в мои отношения с ФСБ. Вообще забыть, что я работаю на ФСБ. Поверь, компенсация будет более чем приличная — твоя личная заслуга в раскрытии особо важных дел.
— И убийства Карасина?
— Доверь это мне. Может, и не придется искать подставу. Может, дело заберут в ФСБ, а там — пусть делают, что в голову взбредет. Надеюсь, ты оценил мою откровенность.
— Хочешь сказать, что сказал мне все прямым текстом потому, что я тупой?
— Нет, конечно. Просто у меня нет времен. И сегодня, и вообще. Дальше тянуть я не мог. Нам надо было определиться: мне и тебе. Я определился. Теперь твой ход.
— Я могу подумать?