Утро Земли

– Повезём её, как на носилках, только волоком, – решил Евгений, а Валя согласно кивнул.

Теперь они шли втроём. У них была не только карта, они обладали тем, без чего нельзя добиться успеха.

Они отчаянно хотели жить.

И достигли городка Пинюг после долгого, тяжёлого перехода. Они шли в надежде, что этот железнодорожный узел мог уцелеть, а где железная дорога, там и люди, думал Евгений.

Он не ошибся. Окраина городка проступила сквозь снегопад россыпью уютных, робких огней в домах, до верха занесённых снегом. Удар произошел немного в стороне, и радиация была невысокой.

Едва они поняли, что спасены, Евгения покинули последние силы. Он рухнул в снег. В изнеможении прикрикнул на Валю, чтобы тот тащил вперёд девушку. Он так и не узнал, удалось ли перекричать снегопад, или парень понял его без слов. Вместе со снегом на землю опустилась тьма. Евгений ещё некоторое время был в сознании. Злой холод держал его в крепком, болезненном объятии. Прежде чем на смену мыслям пришло тёмное ничто, он подумал о синем небе. Оно где-то там, за снегопадом. Жаль, что больше никогда не увидеть чистого, синего неба. Оно на вкус как леденец, его можно пить, не только ртом, а глазами и сердцем.

Евгений не знал и не слышал, как Валентин колотил руками в двери. Как распахнули двери и втащили внутрь полубезумных от холода и страха подростков. Как слушали сбивчивый рассказ, пока у Вали зуб на зуб не попадал, а синие с мороза ногти стучали по чашке с горячим отваром. Люди выслушали, поняли и самое главное, поверили. Женским рукам досталась забота о Рите, тяжело больной, но все еще живой.

Весть о пришельцах быстро разнеслась по городку, и люди поспешили на помощь Вале и Рите.

С фонарями, факелами и собаками люди вышли на поиски в снежную бездну.

Евгения нашли.

Он долго пролежал в снегу. И пострадал от обширного обморожения. Молодая женщина, Люба Сидоренко, старалась заглушить в себе отвращение, когда ухаживала за этим больным, измождённым телом.

Удивительно: оно каким-то чудом держалось за жизнь, а Евгений лежал в беспамятстве. Когда через несколько сознание вернулось в измученное тело, он увидел сиделку – она избегала смотреть ему в лицо.

– Фигово выгляжу, да? – хрипло прошептал Евгений, едва сумел разлепить сухие до боли губы.

– Я видела и похуже, – Люба отвернулась и покраснела. Из-под неровной пряди волос на ткань халата что-то упало. Осталось тёмное пятнышко влаги.

Она украдкой вытерла слезы, потом Люба нашла в себе силы и посмотрела в глаза Евгению. И больше не пыталась скрыть слезы. Губы дрожали, и говорить ей было трудно:

– Так не бывает, понимаешь? Ты просто не мог выжить.

– Мог. И выжил, – вздохнул Евгений и закашлялся.

Люба обмакнула компресс в отвар и приложила ко лбу искалеченного человека. Они долго и отрывочно беседовали, словно знали друг друга давным-давно. Было и неловко, и странно. Они ничего не обещали друг другу и не просили, просто разговаривали. Люба не знала, что именно притягивает её к больному, могла бы и уйти, ей предлагали. Пока он спал, её съедали заживо душевная боль и жалость. От них она ревела в голос, и не могла побороть отчаяние.

– Зачем тебе? Оставь, – говорили ей, – Этот доходяга не протянет и месяца, неужели ты не понимаешь?

– Это вы не понимаете! – хрипло отвечала Люба.

Пока Евгений болел, Рита успела стать мамой: на свет появилась крошечная Настенька, вполне здоровый ребенок.

Он узнал об этом, когда сумел набраться сил и встать на ноги.

Люди приняли его таким, какой он есть, старались делать вид, что не замечают искалеченного тела, обезображенного лица. Казалось, на лице остались жить только глаза. И глаза беззлобно смеялись навстречу смущенным, неуклюжим извинениям.

Только во взгляде Любы не было смущения.

Там поселилось отражение его собственной боли.

– Ты сошёл с ума! – вскричала она, когда Евгений стал собираться в путь.

Он взял её за руки, прижал к стене и сбивчивым, шершавым шепотом выложил всё, что думает. О том, каково людям быть рядом с ним, как всем станет легче, если он исчезнет. Не забыл и про саму Любу. Мол, не дело молодой здоровой бабе тетешкаться с инвалидом, который давно привык к одиночеству, и не сегодня-завтра отдаст Богу душу.

К тому же в уютном, тихом тепле его со всех сторон окружили заботой. Тут быстро иссякнут последние силы, разнежится, обленится тело. А следом и душа придёт в трухлявую негодность.

Так и будет, точно-точно. Он слишком хорошо себя знает.

Он выложил это горячей, сбивчивой скороговоркой прямо в распахнутые слезами глаза, которые ловили каждое движение морщин вокруг его век. Люба даже дышала в такт больному дыханию Евгения.

– Всё сказал? – она с трудом выдавила из себя два слова.

Евгений пробурчал что-то в ответ. Слишком невнятно и бессильно.

Люба ушла, хлопнула дверью, и этот войлочный стук отозвался в душе Евгения глухой, тупой болью.

Теперь с этой болью Евгению жить и мириться.

Он не спешил, только руки немного дрожали, завязки на рюкзаке никак не слушались пальцев. Всё давно собрано, осталось только накинуть телогрейку, сунуть ноги в валенки. И привычно затянуть ремни охотничьих лыж.