Утро в Нормандии.

Не обнаружив в деревне своей пехоты, Линдсей проскочил через нее, обошел санаторий с тыла и начал разминировать дорогу, которая вела из деревни на запад. Через некоторое время он наткнулся на заграждения в виде стальных ежей, которые преградили ему дальнейший путь; за ними находился противотанковый ров. Линдсей повернул машину и направился назад к деревне. Там он нашел проход через ров и приступил к разминированию минного поля за рвом. Одиночный английский танк-тральщик, двигавшийся по открытой местности, представлял собой удобную цель для немецких артиллеристов, и поэтому не успел Линдсей протралить и нескольких сот метров, как был дважды обстрелян немецким орудием, установленным примерно в одном километре от города Арроманш. Немцам удалось поджечь танк, но его экипаж, отделавшись легкими ожогами, успел выбраться из горевшего танка и укрыться в кукурузе. Ночью Линдсей и два его товарища дождались подхода английских войск и присоединились к ним; два других танкиста были захвачены немцами в плен, но спустя несколько дней им удалось бежать из плена и присоединиться к американцам.

Прорыв танка Линдсея в глубь обороны немцев и смелые действия в их тылу вызвали замешательство среди немцев и частично отвлекли их огонь от хэмпширцев. Возможно, что это помогло и Боуэрсу, который как раз в это время приступил к выполнению приказа командира полка.

Боуэрс был вооружен автоматом «стэн» и несколькими английскими ручными гранатами. Кроме того, он предусмотрительно прихватил итальянские гранаты, которые высоко ценил еще по опыту боев в Италии. Он решил ползком подобраться к доту и забросать его гранатами.

Боуэрс добрался до прохода в волноломе, где встретился с двумя солдатами английской морской пехоты «командос», с которыми вместе двигался к берегам Нормандии на самоходной барже. Одного из них звали Тэдди, другого — Тэффи. Встретившись в столь необычной обстановке, они как ни в чем не бывало обменялись непринужденными репликами.

— Эй, Гарри! — окликнул Боуэрса один из них. — Куда это ты так торопишься? Мы были бы не прочь составить тебе компанию и немного повеселиться. Как ты смотришь на это?

— Ну что за вопрос, друзья! Пошли, но сомневаюсь, что вы получите удовольствие, — невозмутимо ответил Боуэрс, хотя в душе очень обрадовался им.

Они ползком пересекли развороченный снарядами и бомбами участок санатория, который начинался непосредственно за волноломом. Под прикрытием их огня Боуэрс добрался до развалин, а оттуда через окно, которое находилось над дотом, прыгнул на его крышу и свесился с гранатой в руке над одной из амбразур. В щель Боуэрс увидел чью-то руку с белым платком, которая подавала сигнал о сдаче. Боуэрс мгновенно вспомнил все пережитое им во время высадки, гибель своей роты и швырнул гранату внутрь дота.

Через минуту после взрыва из дота с поднятыми руками вышли уцелевшие немцы.

* * *

Как только Фридрих Вюрстер и его товарищи по батарее пришли в себя после бомбардировки, они открыли огонь из своих 105-миллиметровых орудий. Но вскоре их батарея была вынуждена прервать огонь из-за самолетов союзников, которые пролетали над ней на бреющем полете; их яростный огонь не давал возможности орудийным расчетам выйти из укрытия. Батарея понесла большие потери. Причем количество убитых и раненых непрерывно росло. Положение батареи с каждой минутой ухудшалось. Англичанами был захвачен передовой наблюдательный пункт батареи, на котором находился ее командир. Немецкие артиллеристы по батарейной радиотрансляции слышали его последние слова: «Они идут прямо на меня!» На этом связь с наблюдательным пунктом прекратилась. Прервалась также связь и со штабом полка, который находился вблизи Мервиля. Оттуда успели сообщить на батарею о падении Мервиля и о том, что штаб находится под непрерывным обстрелом противника.

Батарея Фридриха Вюрстера оказалась изолированной. Вюрстер видел, как английские танки выгружались на берег, как они заполняли все дороги, взбирались на холмы и один за другим захватывали немецкие опорные пункты вокруг батареи. В отчаянии немецкие солдаты обращали взоры к небу в надежде увидеть свои самолеты, но тщетно: в воздухе господствовала авиация союзников.