Утро в Нормандии.

Итак, Сент-Мер-Эглиз удостоился чести стать первым французским городом, освобожденным союзниками. Об этом жители города не забывают и до настоящего времени. Но за эту честь они заплатили дорогой ценой. Многие из земляков господина Рено, которые пережили четыре страшных года немецкой оккупации и все это время только и мечтали об освобождении, погибли в первые два дня от артиллерийского огня немцев, который они вели по городу.

* * *

Американские десантники начали боевые действия в гораздо более медленном темпе, чем англичане. И к этому у них были основания. Во-первых, в связи с бесконечными изменениями плана у американцев оставалось гораздо меньше времени для подготовки к десанту. А во-вторых, их высадка проводилась намного хаотичнее и беспорядочнее, чем высадка англичан. Отведенный же им участок территории Нормандии оказался еще более трудным, чем участок их союзников.

Столь же большое значение, как ночной бой у Сент-Мер-Эглиза и моста вблизи деревни Ла Фьер, имели и многочисленные стычки, происходившие в ту ночь в темных лесах и лугах Нормандии. Это была гигантская игра в прятки, ставкой в которой являлась жизнь. В ней участвовало более десяти тысяч американцев и, очевидно, не менее пяти тысяч немцев. Она происходила на площади, представлявшей собой прямоугольник со сторонами длиной примерно десять миль каждая; некоторые из стычек происходили даже на расстоянии двадцати миль от центра этого прямоугольника. В этом беспримерном поединке американцы знали, что происходит, но лишь немногие из них имели точное представление о том, где они находятся. Немцы же, хотя и знали свое местонахождение, не могли понять, что происходит.

Вначале все парашютисты были просто одиночками, затерянными в темноте, в чужой, незнакомой стране. Даже командир 101-й дивизии генерал Максуэлл Тейлор в течение получаса был один на поле боя, разыскивая хоть кого-нибудь из своих семи тысяч солдат и офицеров. Впоследствии генерал рассказывал, что если бы он в ту ночь вздумал отдать какой-либо приказ, то единственными живыми существами, которые бы его услышали, были пасшиеся на лугу коровы. Он чувствовал себя настолько подавленным этим одиночеством, что когда наконец ему встретился столь же одинокий парашютист, то они буквально бросились друг другу в объятия.

На протяжении четырех часов — с начала высадки парашютного десанта и вплоть до рассвета — сотни американцев, маленькими группами и в одиночку, бродили по французской земле. В любой момент они готовы были открыть огонь, но сложившаяся обстановка располагала скорее к обороне, нежели к активным действиям.

Эта странная война не предусматривалась никакими планами. Ее могло вообще не быть, если бы высадка десанта прошла более удачно и не так разбросано. И все же в течение почти восьми часов десантники буквально парализовали силы немцев. Гарнизоны немцев не имели радиосвязи и поддерживали связь между собой только по телефону или с помощью посыльных. Парашютисты всюду разрушали телефонные линии, и в результате немцы оказались в полном неведении относительно того, что происходило, боясь тронуться с места. А высшее немецкое командование, не получая никаких донесений снизу, не знало, какие из их гарнизонов еще существуют и действуют. Немецкие дивизии, безусловно, имели значительное превосходство в тяжелом вооружении над американцами, но их артиллерия и танки были совершенно бессильны что-либо сделать: ведь десять тысяч американцев были разбросаны на огромной площади.

* * *

Молодой солдат Фриц Мюллер служил санитаром в самоходном артиллерийском полку, который был переброшен в этот район всего лишь за две недели до вторжения специально для борьбы с воздушнодесантными силами противника.

Фриц Мюллер оказался во Франции потому, что до этого он был тяжело ранен в России и его признали негодным к строевой службе.

Мюллеру, как, впрочем, и другим солдатам, вовсе не нравилось ночью бродить по лесу. Однако у него в отличие от других было задание — командир подразделения послал его с двумя солдатами на поиски раненых. С вершины холма Мюллер видел, как немецкие пулеметчики уничтожили многих парашютистов еще в воздухе, на его глазах многие солдаты противника опустились прямо в реку Дув. Кое-кому из немецких солдат самому приходилось быть свидетелем того, насколько беспощадны к противнику были их парашютисты в Северной Африке. Да и сам Мюллер видел в России, как немецкие парашютисты расстреливали русских военнопленных. Поэтому ему не очень-то хотелось спускаться с холма и отправляться на поиски раненых в темный лес.

Санитаром Мюллер стал еще в России. Он носил на рукаве повязку с красным крестом, но не расставался и с винтовкой, пуская ее в ход всякий раз, когда считал это нужным. Он привез ее с собой и во Францию.

— Учти, — сказал ему командир, — что высадились англичане или американцы и поэтому теперь тебе винтовку брать нельзя.

— Это все равно что посылать меня в клетку со львом, — отвечал Мюллер, — и говорить, что меня там никто не укусит.