Утро снайпера

В декабре она приехала к памятнику с температурой 38 и, истекая соплями, с трудом съела мясное рагу под стоны Бурмистрова; в апреле после жирной осетрины ее сильно мутило; в мае, наевшись перепелок с брусникой, она проснулась ночью с криком: ей приснился Бурмистров, выпускающий изо рта толстенного питона; в июле после печени в сметане она мучилась страшными резями в животе. А в августе она загорала на пляже в Коктебеле, положив голову на пухлую, поросшую рыжими волосами грудь Ильи.

Бурмистрова Оля вспоминала иногда, дав ему кличку Лошадиный Суп. Она чувствовала, что он занял в ее жизни определенное место, но — какое, она не понимала. Зато словосочетание «это нэ» прилипло к ней, она им пользовалась часто, бормоча, когда что-то удивляло или разочаровывало.

— Ну, это нэ! — топала она на себя ногой во время игры на скрипке, когда пальцы не повиновались.

— Это нэ! — качала она головой, глядя на очереди в магазинах.

— Это нэ-э-э… — шептала она в ухо Илье, когда он ее быстро заставлял кончить.

Однажды, торопясь на встречу с Бурмистровым, она отказалась пойти с Ильей на закрытый просмотр «Из России с любовью».

— У тебя кто-то появился? — спросил догадливый Илья.

— Лошадиный Суп, — весело ответила она.

— Что это?

— Ты не поймешь.

Как и Володе, она ничего не сказала Илье.

Наступил 1982 год. Умер Брежнев. Умер Редди, отравившись крысиным ядом. Оля перешла на третий курс и за 1600 рублей купила себе скрипку немецкого мастера Шнейдера, соврав родителям, что инструмент ей отдала отчисленная и вышедшая замуж за грузина подруга. С Бурмистровым она продолжала встречаться на той же самой квартире. Она настолько привыкла к реву Лошадиного Супа, что не обращала на него внимания, а думала о поглощаемой еде:

«Мало гарнира… и цветная капуста просто отварная, а не обжаренная в сухарях… но мясо хорошее… и салат свежий…»

Получив деньги, она шла в ближайшую столовую, брала стакан теплого компота и быстро выпивала стоя. Деньги больше не копила, а просто тратила на себя.

Так прошло еще полгода.

Потом что-то стало происходить с едой, которую предлагал ей Бурмистров. Еды не стало меньше, и она по-прежнему оставалась хорошего качества, но она стала измельчаться. Мясо, рыба и овощи разрезались на маленькие кусочки, и все подавалось как салат. Оля ела, не задавая липших вопросов, Лошадиный Суп выл своё «это нэ-э-э!». Наконец еда измельчилась настолько, что трудно было понять, что ест Оля — перед ней ставилась тарелка с тщательно перемешанной окрошкой из мяса (или рыбы) и овощей.

«Еще накормит чем-нибудь…» — недоверчиво смотрела она на полную тарелку, но, пробуя, понимала, что это всё та же нормальная еда, и успокаивалась.

Однажды Бурмистров поставил перед ней тарелку с ежемесячной порцией окрошки, но окрошка занимала только одну половину тарелки; другая половина была пуста.

«Что это за фокусы? — нахмурилась Оля. — Другую половину он сам съел?»

Но молча взяла вилку и стала есть мешанину из мяса индейки, салата и вареного картофеля. Бурмистров в этот раз выл особенно протяжно. Его плешь ходила ходуном, руки конвульсивно тискали подушку.

— И это нэ-э-э-э-э-э! Нэ-э-э-э-э!! — блеял он.

Доев, Оля положила вилку и встала.

— Вы не доели все… — хрипло пробормотал Лошадиный Суп. — Доешьте, пожалуйста…

Оля посмотрела на пустую тарелку:

— Я все съела.

— Вы не доели другую половину.

— Я все съела. Посмотрите. Вы просто не видите.

— Я вижу лучше вас! — визгливо выкрикнул он. — Вы не доели другую половину! Там тоже еда!

Оля непонимающе смотрела:

«Он что — спятил?»

Бурмистров заворочался на полу.

— Ольга, не мучьте меня, ешьте!

— Но тут нечего… — нервно усмехнулась она.

— Не мучьте меня! — закричал он.

Она опустилась на стул.

— Ешьте, ешьте, ешьте!

«Сбрендил!» — вздохнула Оля, взяла вилку и, зачерпнув невидимой еды, отправила ее в рот.

— И это нэ-э-э! И это нэ-э-э-э!! — завыл Бурмистров.

«Театр мимики и жеста!» — усмехнулась про себя Оля, медленно поднося вилку ко рту, беря с нее губами невидимую пищу, жуя и глотая.

Ей даже понравилась такая игра. Поев так, она положила вилку.

— Там еще немного осталось… ну не надо… это… что вы торопитесь… — стоная, забормотал Бурмистров.

«Ну, зануда!» — Оля доела невидимое.

Он заплатил ей, как обычно, 100 рублей и, помогая одеться, сообщил:

— Ольга, мы теперь будем встречаться на другой квартире, так что приходите через месяц не к Пушкину, а на Цветной бульвар.

— И где там?

— У рынка. В то же время.

Оля кивнула и вышла.

Квартира на Цветном бульваре была намного лучше предыдущей: трехкомнатная, уютная, богато обставленная, с высокими потолками. Бурмистров принимал Олю в гостиной. Обеденный стол был со вкусом сервирован: серебряные приборы на хрустальных подставочках, фарфоровые тарелки, салфетка в серебряном кольце. Но хлеба и напитков по-прежнему не было. И по-прежнему тарелка была наполнена только наполовину. Бурмистров стоял перед столом, держа наготове серебристо-розовую шелковую подушку.

«Прямо как на экзамене, — покосилась на него Оля, приступая. — Ага… мясо с грибами… А у него новый костюм… Он что, разбогател?»

Лошадиный Суп завыл в подушку.