Утро под мертвым небом (ЛП)

Она кивнула. Конечно, она плакала. Они обвинили ее в том, что она врала, прикрывая меня. Я чувствовала вину за то, что втянула ее в это, в ложь. Я так ей и сказала.

- Все хорошо, - сказала она, облизнув палец и стирая следы туши со щек. - Они ругались. Папа наговорил много страшного.

- Мама, думаю, тоже не ангелом была, - отозвалась я.

Она склонила голову.

- Вообще-то… мама за тебя заступалась.

Я села.

- Правда?

Мы с мамой не были близки. Никогда. И ощущение, что она боялась меня… оно появилось не просто так. Я всегда чувствовала, что мама относится ко мне с осторожностью, тревожась за себя, а не меня.

- Ага. Говорила, что это может привести тебя к чему-то хорошему. Шоу. А не ложь про работу. Она даже сказала папе, что не важно, что у тебя нет работы, ведь ты живешь дома.

Это не было похоже на маму.

- Уверена?

Она пожала плечами и встала с кровати. Она посмотрела в зеркало.

- Не знаю, так она сказала. А потом папа накричал на нее. Сама знаешь, всякие глупости. И я убежала, пока могла. И потому я говорила тебе, балде, не приходить.

И что мешало написать чуть больше? Я не сказала этого. Она уже много для меня сделала.

Она посмотрела на меня.

- Так что будешь делать? Что скажешь Дексу?

Декс. Черт. Я впервые забыла о нем.

- Ты позвонишь ему? - она села рядом со мной.

- Я не могу ничего решить, - сказала я, хотя знала, что придется что-то ему говорить. Мы должны были встретиться в Сиэтле в пятницу.

Всего было слишком много. Голова кружилась, и я рухнула на кровать, закрыла глаза, мечтая закрыться от всего.

- Хочешь, чтобы я написала ему? - спросила она.

Я вздохнула.

- А ты можешь?

Она вытащила телефон из кармана моего пальто.

- Здесь же только один Декс?

Я кивнула.

- Хорошо, как мне писать? Прости, чувак, я ухожу. Навеки… - закончила она драматически.

- О, дай сюда, - нетерпеливо сказала я и выхватила телефон из ее рук. Если мне нужно думать, о чем писать, то проще все сделать самой.

Я написала первое, пришедшее в голову:

«Плохие новости. Родители запрещают участвовать в шоу. Мне очень жаль. Я попытаюсь переубедить их, но ничего не обещаю. Мне очень жаль».

Я не сразу нажала «Отправить». Слова казались отговоркой. Но я нажала и отбросила телефон. Я закрыла глаза руками.

- Ох.

Я прождала несколько секунд, а потом нервно посмотрела на телефон. Он был без звука.

Ада проследила за моим взглядом и заглянула в телефон.

- Ничего, - сказала она и посмотрела на меня. - Что тебя больше расстраивает? Потеря шоу или Декса?

Вопрос испугал меня. Он был очень точным.

- Ты теперь моя совесть?

- Раз прежней нет, я… - начала она с ухмылкой.

- Заткнись, - прервала ее я.

- Эй, - она ударила меня по ноге. - Ты у меня в долгу, балда.

- Знаю, - я хотела избежать вопроса. И все же сказала. - Оба варианта.

Это было правдой. Я боялась потерять шоу, потому что все происходило из-за меня. Это помогало мне жить, поддерживало уверенность, странное чувство важности, и я чувствовала, что мне это суждено. Я словно должна была делать это (делать хоть что-то) после лет поисков чего-то, в чем я буду чувствовать себя уверенно или даже лучше многих. Я не хотела уходить.

И Декс. Я не могла отпустить его. Не секрет, что он мне нравится, как бы я ни старалась погасить чувства или пытаться думать логически. Я любила его. Я толком его не знала, но любила то, что знала. Это сводило меня с ума, словно книга, которую не можешь перестать читать, чтобы узнать, чем все кончится, угадал ли ты. Мысль потерять его, хоть он был лишь напарником, причиняла боль. Серьезно. Чем больше я думала, тем сильнее сердце сжималось. Я прижала ладонь к груди, чтобы успокоить его.

В больших голубых глазах Ады была жалость. Она знала. Мне не нужно было ничего говорить. Нас окутала тишина, я затерялась в своих мыслях, а она - в своих.

- Все станет лучше, - сказала она вдруг.

Мне хотелось верить в это.

- Хорошо быть юной оптимисткой.

- Ты тоже молода.

- Но мне уже не пятнадцать. В пятнадцать я думала, что я непобедима. Не говорю, как потом все плохо обернулось, не о том речь.

Она промолчала и посмотрела на телефон. И нахмурилась. Я поняла, что пришел ответ.

Она дала мне телефон. Я не хотела смотреть. Я вернула телефон ей.

- Прочитай. Но не говори, что там, - сказала я.

Она читала. Я изучала ее лицо. Уголок ее рта дернулся. Плохо дело. Мне стало не по себе.

- Что там? - спросила я.

- Ты просила не говорить!

- Все плохо, да? Он злится?

- Ох, похоже. Говорит: «Шутишь? Тебе пора повзрослеть и научиться управляться с родителями. Это смешно».

- Боже, - выдохнула я и забрала телефон. Она не врала и не приукрашивала.

- Ч-что мне казать? Он меня ненавидит, - выдавила последние слова я. Слезы грозили пролиться снова.

- А чего ты ожидала, Перри? Он… в чем-то прав.

Я посмотрела на нее, желая, чтобы ее лицо загорелось. Она вздрогнула, я видела такой взгляд у мамы. Злость и горечь, как раньше, поднялись к горлу. И это хотело вырваться и заполучить ее.