Утро Московии

Какая досада! Накануне отъезда я был намерен отметить это событие на посольском дворе, пригласив к столу Эдуардса, человек семь англичан и кое-кого из русских. Поутру я сам отправился на рынок с целью выбрать двух хороших барашков или молодого теленочка. Мне приглянулся теленок, и я тотчас купил его за сущие пустяки. Затем я прошел на Вшивый рынок (это название бытует у них потому, что там стригут людей, а волосы никогда не убирают с земли) и попросил зарезать теленка. Никто не хотел этого делать. Видя, что время уходит, я привел теленка на Ильинку и в стороне от сутолоки сам его зарезал. Это видели немногие прохожие, но этого было достаточно, чтобы дикая толпа накинулась на меня и избила до полусмерти. Только придя в себя в доме достопочтенного доктора Эдуардса, я понял, какую роковую ошибку я совершил: на Руси, согласно их религии, телят не режут! О Боже! А я думал, что все уже узнал! Надеюсь, это была моя последняя ошибка, последнее темное пятно в непознанной жизни русского человека и его религии, которое я, надеюсь, преодолел, хотя и дорогой ценой. Еще болит голова, ноет бок и локоть, но завтра – в путь! Прощай, о Москва! Я примирился с тобой и благодарен за редчайшую возможность проехать в Персию и так же тщательно изучить ту далекую страну Востока…»

За несколько дней пути у Ричарда Джексона накопилось немало впечатлений, но писать при такой тряске, когда впору только шляпу удержать, было невозможно. Он с сожалением убрал тетрадь в дорожный сундучок и достал из кармана записную книжку, где отыскал четко выписанные почтовые ямы от Вологды до Москвы и расстояния между ними. Эта запись была сделана во время следования в Москву. Он читал, складывая в уме расстояния:

«От Москвы до Учи – 14 миль. От Учи до Городка – 17. От Городка до Дубны – 17 тоже.

От Дубны до Переяславля – опять 17 миль. От Переяславля до Рогарина – только 6…»

Уже позади остались Ростов и Ярославль. Проехали больше половины пути, и вот уже Вознесенское… Джексон усилием воли согнал с себя дорожное утомление, отряхнул одежду, подкрутил усы, вышел из ямской колымаги, достал деньги и расплатился с ямщиком по строгому тарифу – по три денги за 10 верст, а на водку алтын – особо.

В ямской избе было душно. Жирные мухи дзинькали по слюдяным оконцам. Из громадной печи несло кислой капустой и несвежим вареным мясом. По широким лавкам спали ямщики и проезжие.

Здесь Ричард Джексон столкнулся с попом Савватеем, намеренно отставшим от стрельцов и Ждана Виричева. Он уже третий день доживал в Вознесенском, боясь ехать к патриарху на расправу. В голове складывалась тяжелая и совершенно определенная мысль: бежать по сиротской дороге на Дон, в казачий монастырь, и там схорониться…

Джексон заговорил с Савватеем, стремясь выпытать последний, как казалось иноземцу, непонятный момент в религии русских.

– О святой отец! – обратился Джексон, вежливо обнажив голову. – Утоли жажду познания скромного путешественника.

– Говори! – буркнул Савватей.

– Может ли дворянин после причастия обижать ближнего? – спросил Джексон.

– Может по прошествии трех дней, – охотно ответил Савватей.

– Я благодарю вас.

Джексон не остался спать в ямской избе. Он вышел на волю.

Село Вознесенское лежало в неожиданно подкативших сумерках предгрозовой тучи. Край неба на западе почернел, закрыл опускавшееся солнце. Ласточки чиркали над самой землей. На березах хохлились грачи. Тревожно перелетали от избы к избе стаи воробьев. Надо было торопиться с ночлегом, и Джексон безошибочно отыскал просторную и чистую избу земского судейки. Иноземцу отвели верхнее жилье и накормили за четыре алтына. Джексон с удовольствием разделся, потрогал чистый холщовый постельник, положил под голову сундучок и блаженно уснул под погромыхивание надвигавшейся тучи.

– Деревню ту, Пестово, Охрем купил за сто тридцать рублей, окромя стоячего хлеба! – слышался голос хозяина.

Гроза не дала уснуть, но она пролетела быстро, остался только ровный шум дождя. Под эту музыку и заснул путешественник, успев помечтать о сказочной Персии. Теперь он думал о той стране постоянно, поскольку ему казалось, что Русь он изучил досконально.

Проснулся Ричард Джексон от тупого удара кулаком по больной голове. В полумраке да еще спросонья он не мог понять, что происходит, только заметил каких-то людей, вдруг потащивших его вниз но лестнице. Они кричали:

– Нехристь!

– Латынская образина!

– Опоганил, окаянный!

– Эва, чего учинил!

Ричарда Джексона, как он ни упирался, выкинули на грязный двор.

– Чтобы и духу не было! – кричал хозяин. – Митрей! Выкинь ему сундук! Тащи головешку: окуривать надобно!

Открыли ворота, спустили собаку, и до самой ямской избы бедный англичанин отбивался от лохматого кобеля.

– Дикари! Что такое? – недоумевал он.

Только много месяцев спустя, в Персии, когда он разговорится об этом случае с часовых дел мастером Андреем Ломовым, бежавшим из России от горя и беды, русский пояснит все.

Джексона выгнали из избы за то, что он лег спать ногами к иконам.

Глава 6