Утро магов

— Я спрашиваю себя, — говорил он, — почему бы вам не посвятить свое время более полезной работе?

Этой полезной работой он считал то, что делал сам — абажуры из раскрашенного пергамента для масляных ламп в часовне. Тем временем брат Хорцер захворал и очень быстро стал слабеть. В первые дни нового года братья отслужили по нему заупокойную мессу и предали его прах земле. Аббат избрал брата Иеракса преемником покойного для надзора за переписчиками, и завистник тотчас этим воспользовался, чтобы приказать брату Фрэнсису прекратить работу над шедевром.

— Пришло время, — сказал он, — покончить с этим ребячеством. Теперь вас следует перевести на изготовление абажуров.

Спрятав в надежное место плод своих бдений, брат Фрэнсис повиновался, не отвечая на упреки. Отделывая свои абажуры, он находил утешение в мысли о том, что все мы смертны… Нет сомнений, что когда-нибудь душа брата Иеракса отправится в рай, чтобы присоединиться к душе брата Хорцера — ведь в конце концов зал переписчиков никогда не был ничем иным, как коридором, ведущим в вечную жизнь. Тогда, если будет угодно, ему позволят возобновить прерванную работу над своим шедевром.

Однако божественное провидение вмешалось задолго до смерти брата Иеракса. Следующим летом епископ, восседающий на спине мула, прибыл в сопровождении большой свиты к дверям монастыря. Новый Ватикан, как он сообщил, поручил ему быть адвокатом канонизации Лейбовича, и он прибыл, чтобы получить у отца-аббата все сведения, способные помочь ему в этой миссии; в частности, он желал бы получить разъяснение о земном явлении блаженного, которым он облагодетельствовал некоего брата Фрэнсиса Джерарда из Юты.

Как и следовало ожидать, посланец Нового Ватикана был горячо принят. Его поселили в помещении, предназначенном для проезжающих прелатов, и приставили к нему шестерых молодых монахов для удовлетворения малейших его желаний. Для него откупорили самые лучшие бутылки, зажарили самых нежных птиц и даже дошли до того, что позаботились о его развлечениях, нанимая для него каждый вечер нескольких скрипачей и целую группу клоунов.

Епископ уже три дня был в монастыре, когда добрый аббат велел предстать перед ним брату Фрэнсису.

— Преосвященный Симоне желает вас видеть, — сказал он. — Но если вы осмелитесь дать волю своему воображению, мы сделаем из вас жильные струны для скрипки, выбросим ваш скелет волкам, а ваши кости будут похоронены в неосвященной земле… Теперь, сын мой, идите с миром: его преосвященство вас ждет.

Брат Фрэнсис нисколько не нуждался в предостережении доброго отца, чтобы держать язык за зубами. С того далекого дня, когда лихорадочный бред заставил его проболтаться, после самого Первого великого поста в пустыне, он очень остерегался шепнуть хоть слово о своей встрече с пилигримом кому бы то ни было. Но он очень обеспокоился, увидев, что высшие церковные власти заинтересовались этим самым пилигримом, и сердце его забилось, когда он предстал пред епископом.

Однако страх его оказался совершенно необоснованным. Прелат был старым человеком, разговаривал отеческим тоном и, казалось, интересовался только карьерой монаха.

— А теперь, — сказал он после нескольких минут любезной беседы, — расскажите мне о вашей встрече с блаженным основателем.

— О ваше преосвященство! Я никогда не говорил, что это был блаженный Лейбо…

— Конечно, сын мой, конечно… Но вот протокол этого явления. Он был составлен по сведениям, собранным из лучших источников. Я вас только прошу прочесть его, после чего вы подтвердите мне его точность или исправите его, если будет нужно. Этот документ, разумеется, опирается только на слухи. В действительности же вы один можете рассказать нам, что произошло на самом деле. Поэтому я прошу вас читать его очень и очень внимательно.

Брат Фрэнсис взял толстую пачку бумаг, протянутую ему прелатом, и стал просматривать этот официальный отчет со все возрастающей боязнью, которая не замедлила превратиться в настоящий ужас.

— Вы изменились в лице, сын мой, — заметил прелат. — Значит, вы заметили какую-то ошибку?

— Но… но… это совсем не так… совсем не так происходило! — остолбенев, воскликнул несчастный монашек. — Я видел его одинединственный раз, и он только спросил у меня дорогу к аббатству. Потом он постучал своей палкой по камню, под которым я и нашел реликвии…

— Если я правильно понимаю, то никакого небесного хора не было?

— О нет!

— Ни нимба вокруг его головы, ни ковра из роз, развертывавшегося перед ним по мере того, как он шел вперед?

— Клянусь перед Богом, который видит меня, ваше преосвященство, ничего этого не было!

— Хорошо, хорошо, — сказал епископ, вздохнув. — Истории, которые рассказывают путешественники, всегда содержат в себе известную долю преувеличения, я знаю…

Так как он выглядел разочарованным, брат Фрэнсис поспешил извиниться, но адвокат будущего святого его успокоил: