Утро

Азизбеков с самого начала разговора решил действовать осторожно и осмотрительно. Он решительно запротестовал:

- У вас, сударь, нет никаких оснований для подобных предположений.

Начальник нахмурился.

- К чему превращать факт только лишь в предположение, господин Азизбеков?

Мешади опять приподнялся в кресле.

- Вот это именно я и хотел бы узнать: где и когда доказано мое недовольство государственным строем?

Казалось, начальник был рад, что разговор принял такой оборот. Он снова навалился всем туловищем на стол и ритмическим движением пальцев начал по нему барабанить.

После долгой и томительной паузы он заметил: - Этот факт был доказан дважды, господин Азизбеков.

- Где и когда? - так же спокойно и не спеша, как будто он был здесь начальником, спросил Азизбеков.

- Очевидно, вы помните, что вас два раза заключали под стражу в Петербурге? - усмехнулся жандарм. - Вы там, кажется, бунтовали, вместо того чтобы учиться...

- Я вполне доволен своим ученьем и полученным образованием, сударь, сказал Азизбеков. И сам перешел в атаку: - Если вы, сударь, решили повторно наказать меня, то это, мне кажется, напрасный труд. Закон, как известно, воспрещает это.

Начальник решил пустить в ход последнее средство.

- И то, что между Петербургом и Баку огромное расстояние, и то, что с того момента, когда вы были заключены под стражу, прошли долгие месяцы, все это не говорит за то, что в ваших воззрениях и убеждениях произошли какие бы то ни было коренные изменения. Доказательства? Пожалуйста! Признание рабочего Байрама. Тайное собрание в доме Азимбекова, которое вы пытались обставить, как пиршество!

Когда начальник произносил заключительные фразы, он думал, наверно, что Азизбеков вздрогнет или побледнеет.

Но крепкие нервы не подвели Азизбекова. Хотя в душу его и закралась маленькая искорка сомнения в Байраме, он все же понимал, что одного свидетеля недостаточно, чтобы предъявить ему такое серьезное обвинение. С прежним хладнокровием Мешади смотрел на жандарма.

- Вот оно что!.. Это, очевидно, новая басня?

- Я могу устроить вам очную ставку! - сказал жандарм.

- Напрасно вы пытаетесь запугать меня этим, сударь, - сказал, словно отмахивая от себя дым, Азизбеков. - Не думаю, чтобы это помогло осуществлению ваших замыслов. Ведь вам предстоит еще доказать, что я знаком с этим рабочим, которого вы называете Байрамом.

- Вас видели с ним на заводе!

Азизбеков презрительно усмехнулся.

- Удивительно, сударь, как вам не надоест одна и та же старая песня. Боюсь, что вам не удастся распутать узел, который вы сами же завязали. Ведь если бы вы располагали хоть одним" веским доказательством, одной достоверной уликой против меня, вам незачем было бы прибегать ко всякого рода ухищрениям, угрозам и запугиваниям. И не было бы нужды в лишних разговорах. Но ведь в руках-то у вас ничего нет! Они абсолютно пусты!

Спокойствие и выдержка, которые давались жандармскому начальнику ценой внутреннего напряжения, вдруг изменили ему. Он грубо закричал:

- Азизбеков! Все это во вред вам!

Мешади, однако, не упивался победой. Он опять махнул рукой.

- Ну что же, жизнь - сложная штука. Надо быть, готовым к ее капризам и превратностям. Я готов.

Глава пятнадцатая

Налет жандармов еще больше озлобил Рашида. Чтобы прекратить всякие отношения с отцом и не допускать, его на свою половину дома, приходя домой, он каждый раз запирал наружную дверь на ключ и опускал железный засов. Прошел месяц со дня ареста Байрама, и за это время Рашид ни разу не виделся с отцом.

- Может быть, он и Мешади хочет отдать под суд и упрятать в тюрьму? говорил Рашид в гневе. - Может, он и это замыслил? В глаза твердит - хочу мириться, а за глаза - доносит? Надо же быть таким двоедушным!..

Мать, любившая сына больше всего на свете, была в отчаянии. По нескольку раз в день она под разными предлогами тайком от мужа заходила к Рашиду и проливала горючие слезы.

- Сам Аллах, - наверное, тяготится твоим отцом, - жаловалась она. - Но мне-то каково? За что я должна терпеть эти страдания и муки? Видеть, что между отцом и сыном раздор...

Рашиду было жаль матери, но идти с отцом на мировую... Об этом он и слышать не хотел.

- На тебя я не обижаюсь, мама, - пытался он ее утешить. - Но с ним у меня слишком большие счеты. Начнешь сводить их, до судного дня не сведешь. Для него главное в жизни - это деньги, золото! Он ценит деньги выше сына и выше семьи. Ну что ж! Пусть!.. Но я уговорю Мешадибека вырвать из глотки моего папаши долю своего покойного отца...

Вопрос о доле Мешади в наследстве был самым болезненным для Рахимбека. Вскоре после ареста и ссылки брата Рахимбек присвоил себе наследство, оставшееся от родителей, и не выделил Мешади ни гроша из того, что причиталось его отцу. Достигнув совершеннолетия, Мешади заикнулся было насчет своей доли - наследства, но дядя был непреклонен. "Я не желаю носить одну фамилию с тобой", - сказал тогда Мешади своему дяде и принял имя своего отца. Разумеется, подай Мешади в суд, он вырвал бы немалую сумму "из глотки" Рахимбека, как выражался Рашид.