И речевины попробовали. Нетерпение Велемога поскорее добраться до княжны Дарованы подвигнуло бы его преодолевать и более трудные препятствия, чем этот лес. До самого вечера дружина пыталась пройти то вдоль русла Пряжи, то напрямик. Но мало кому удалось отойти от опушки. А те, кому удалось, спешили вернуться: стволы деревьев сдвигались прямо на глазах, притом на такое расстояние, что человек не мог протиснуться между ними, а если все же протискивался, то застревал и выбирался на волю с помятыми боками и исцарапанным лицом. Бревна бурелома поднимались при попытке перешагнуть через них и опускались, если кто-то хотел проползти низом. Охваченные ужасом люди бормотали заговоры, отступали к опушке, но ветви сплетались, преграждая путь, вершины заслоняли небо. Только когда, потеряв всякое самообладание, человек начинал с криком рубить топором направо и налево, лес соглашался его выпустить: местные лешие спешили избавиться от смутьяна, надеясь, что он больше не посмеет их тревожить.
К вечеру речевины снова собрались на месте встречи с рарогами. Дружина Боримира посмеивалась в кулаки; теперь Велемог понимал, откуда у них царапины на щеках и синяки под глазами. У него самого лоб был жестоко ободран о сосновую кору, а локоть, защемленный сучьями, сильно болел. Но князь Велемог не желал признать поражения.
– С нечистью надо бороться не так! – наконец решил он. – Здесь нужен сильный волхв.
– Так поищи его, – посоветовал Боримир, тщательно скрывая, какое удовольствие доставляет ему вид исцарапанного и злого Велемога. – У меня тут есть один старик, но ему этот лес оказался не по зубам. Правда, у него всего-то осталось полтора зуба, и те друг на друга не сходятся! Он попробовал было бормотать и ворожить, да с тех пор лежит в волокуше под шкурой и дрожит.
Почти не слыша насмешливой речи Боримира, князь Велемог озирался, словно искал средство где-то поблизости от себя. И, как ни странно, нашел. Рядом со Светловоем, не меньше других удрученным неудачей, он заметил бледное лицо чародейки. Это она подлечила княгиню Жизнеславу, так что надежды Велемога на скорое вдовство несколько пошатнулись. Но раз уж в ней такая сила, то пусть послужит нужному делу!
На его немой вопрос чародейка ответила прямым и понимающим взглядом – Звенила уже знала, чего он от нее хочет.
– Приготовьте хорошего коня для жертвы, – только и сказала она. – Завтра на рассвете я сделаю это. Здесь велика сила Макоши, но Перун Праведный сильнее ее. Земля дрёмичей – его земля. Сила его близка мне. Я позову ее.
Велемог вгляделся в лицо чародейки и невольно вздрогнул. Ему показалось, что чья-то уверенная рука проникла к нему в душу, жадной горстью зачерпнула тепла и исчезла, сжав в кулаке добычу. А сам он разом ослабел, ощутил желание поскорее сесть на что-нибудь, а не то откажут ноги.
Пламя костра бросало огненные блики в глаза чародейки. Она смотрела в огонь и видела там те же Глаза Тьмы, что далекой зимней ночью впервые указали ей путь. Теперь Вела должна исполнить тогдашние обещания.
Ночью Светловой спал плохо и проснулся от отблесков костра, пробегавших по лицу. Весь стан речевинов и рарогов, расположившийся над берегом Краены, уже поднялся, но обычного утреннего оживления не было заметно. Все с тревогой ждали, что выйдет из поединка Звенилы с колдовским лесом.
Чародейка стояла возле костра и смотрела в огонь, как будто дожидаясь знака. Позади нее два кметя держали коня, выбранного в жертву. Светловой отвернулся: он не выносил вида кровавых жертвоприношений, которых требовал Перун. Понятно, что от племени дрёмичей, почитающих его превыше других богов, не приходится ждать ничего хорошего. Вдруг Светловой вспомнил, что сама Звенила родом из дрёмичей, и его охватило неприятное чувство, словно он обнаружил рядом с собой змею, которая уже давно могла укусить. Но что было делать? Без Звенилы речевины не пройдут к святилищу и поход окажется почти напрасным, а сам Светловой без нее никогда на найдет Чашу Судеб и не увидит богиню весны.
А Звенила тем временем принялась за ворожбу. Протягивая огню полные горсти жертвенной крови, она громко выкрикивала, выпучив огромные черные глаза: