Утренний всадник, кн. 2: Чаша Судеб

Кремень явился быстро, довольный, что понадобился князю, и отчасти с опаской. После бесславного – без невесты – возвращения из похода к смолятическим рубежам между князем и его верным воеводой появился холодок, и Кремень уже не надеялся вернуть когда-нибудь прежний почет. По крайней мере, при этом князе. Но Велемог был крепок здоровьем, силен духом и явно собирался пережить даже собственного сына.

– Дарована в Макошином-на-Пряже! – воскликнул Велемог, увидев входящего воеводу и не тратя времени на приветствия.

– А где Держимир? – сразу спросил Кремень. – Это он ее туда?..

Велемог невольно оглянулся, словно намеревался и об этом спросить у старухи, но той в горнице уже не было.

– Нет, она сама… – начал Велемог, потом вспомнил речь Погодицы и уверенно закончил: – Да, сама! Старуха сказала, что Дарована в его земле, а его не боится, потому что богиня… Ладно, не в этом суть!

– А Держимир, как видно, в полюдье! – сообразил Кремень. – Едва ли он уже домой воротился, у него полюдье длинное, да полпути – мимо рарогов. Там у него межи беспокойные, он ходит медленно. Верно, где-нибудь к Краене-реке сейчас через леса подбирается.

– К Краене! – повторил Велемог, силясь представить себе расположение дрёмических рек. – Ведь Пряжа как раз в Краену впадает?

– Точно так! – подтвердил Кремень, еще не взяв в толк, к каким последствиям приведут все эти рассуждения.

– Он прямо возле нее пройдет… – размышлял вслух Велемог. – И если…

Кремень выжидательно смотрел на князя, а тот замолчал. Если княжна Дарована не дома, а в святилище на чужой земле, то в охране у нее не целое войско – так, десятка три-четыре. Если она исчезнет оттуда… На кого подумает Скородум? На Держимира, больше не на кого. А потом, если она будет здесь… А княгиня Жизнеслава к тому времени умрет… Даже если и нет, то Светловой под рукой… Главное, чтобы Дарована оказалась здесь, в Славене, а дальше пойдет легче…

Но Держимир! Он где-то поблизости со всей дружиной полюдья!

– Едва ли у него очень много войска! – подал голос Кремень, так точно угадав мысли своего князя, что Велемог перевел на него изумленный взгляд. Уж не начал ли он в задумчивости рассуждать вслух? – Сотни две, ну, три. Неужели мы больше не соберем? А если напасть на него на Краене, от Прямичева вдали, то разобьем, как горшок глиняный. И становища его краенские – хороший кусок. Сколько там ему зерна, мехов приготовлено! Все наше будет!

– Отец Небесного Огня! – взволнованно повторил Велемог и снова стал ходить по горнице.

Но теперь это было радостное волнение, его слепили великолепные замыслы, обещающие прибавление славы и богатства, победу над самым злым врагом!

– Вот я с ним за город сожженный посчитаюсь! – бормотал князь на ходу, потряхивая в воздухе сжатым кулаком. – Двух зайцев одной шапкой!

В самом деле, едва ли ему когда-нибудь случится задумать и осуществить другой столь же многообещающий поход. Одним ударом разбить ненавистного Держимира прямичевского и получить княжну Даровану! Об этом можно кощуну складывать! После таких дел даже злейший враг скажет, что еще не знал славенский стол князя лучше Велемога Творимирича.

* * *

Назавтра в полдень над Славеном понеслись гулкие удары вечевого била. Два младших жреца из Сварожьего святилища колотили по очереди молотами в подвешенный на вечевой степени железный блин, шириной в три локтя, с выбитым знаком Небесного Огня. На звон била со всех сторон собирались жители Славена, купцы и ремесленники, кмети и бояре, даже смерды из ближних и дальних огнищ, оказавшиеся сегодня в стольном городе. Широкая вечевая площадь, по пятницам служившая местом больших торгов, быстро заполнялась народом. Городских старейшин пропускали вперед, и они устраивались на ступеньках вечевой степени.

– В чем дело-то, отцы? – кричали им из толпы посадские жители.

Но старейшины только разводили руками: о причине нежданного веча они знали не больше чем последний холоп.

– Князь собирает! – отвечали они, показывая навершиями посохов на ворота детинца. И опасливо добавляли:

– Не дай Свароже, война…

Князь приехал в сопровождении воеводы Кременя, что подтверждало опасения стариков. И плащ на нем был красный, что скорее указывало на войну, чем на мир. Народ затих, лишь тревожный гул разносился по огромной площади. Взойдя на вечевую степень, князь поднял руку. Передние ряды толпы затихли, а задние колыхались, все еще надеясь протолкаться поближе.