Утренний Всадник

Купальская ночка мала-невелика,
Невелика-мала, и Заря-то не спала.
Заря-то не спала, золоты ключи брала,
Небо размыкала, росу выпускала —
Роса медовая, трава шелковая, —

пели где-то на берегу чуть ниже по Ветляне. Голоса были молодые, девичьи, но Держимир даже не обернулся посмотреть. Он не видел ни зари, ни травы, ни росы. Красота обновленной земли только усиливала его боль; каждая былинка радуется и веселится этим утром, а ему, князю, радости и веселья нет и больше не будет. Какое счастье пойдет к тому, кто остался на свете один?

Глядя вниз по течению Ветляны, Держимир думал об Истире, о том месте на рубеже с речевинами, где сейчас должны быть Озвень и Звенила. Сегодня – последний срок, сегодня они уж точно должны были добраться туда. А вернее всего – вчера. Может быть, этой ночью Звенила уже отыскала могилу, говорила с духом. Правда, с нее станется ждать Купальской ночи, чтобы вышло вернее. Купальской ночью вся чародейная сила возрастает многократно. Этой ночью он сам выйдет к ней из-под земли… Выйдет? Не растет трава-мурава из-под снега белого, а с того-то света дальнего не выходят-то выходцы, не выносят-то весточек…

Держимир зажмурился, словно ребенок, который хочет спрятаться. Ему было зябко, то ли от росы, то ли от влажного дыхания Ветляны. В глубине его существа жила мелкая тоскливая дрожь. Это лихорадилась сама его тоска, грызла и точила его, теснила дыхание, Держимир изнемогал от нее, но не видел никакого просвета. Где же вы, три старца вещих перехожих? Теперь тоска с ним навсегда, и некому унять ее. Звенила обещала принести ему удачу умершего брата. Но сейчас, этим ясным, хрустально-чистым и солнечно-светлым утром, когда все живое молодеет, обновляется, радуется и веселится, Держимир с особой остротой сознавал, что ему нужна не удача, ему нужен сам Баян, его смуглое лицо с задорным блеском темных глаз, его вечные насмешки и неистребимая вера в то, что все будет как надо! Эта вера и была его удачей – Держимир понимал это, но этой вот удачи никто не мог ему передать! Какая тут вера, когда он погиб, оставив старшего брата одного на свете?

– Эй! Чего один сидишь – или подруги не нашел? – окликнул его сзади оживленный голос. – Вон там Весёлка с Велесовой улицы гуляет!

Держимир сильно вздрогнул и застыл, заледенел, не в силах повернуть головы. Волосы шевельнулись, на лбу просочился холодный пот. Этот голос он не спутал бы ни с каким другим.

Дождался… Вытянул тоской своей дух неупокоенный…

Но сейчас? Не в полночь глухую, а утром, почти под светом солнца? Дух опоздал, и оттого его явление было еще более невероятным.

Следом раздался протяжный свист, точно кто-то хотел привлечь его внимание, потом короткий смешок.

– Ну чего не глядишь-то? Опять не в духе? Сегодня, брат, нельзя! Да хоть погляди ты на меня, леший нечесаный!

Этот свист, смех, «леший нечесаный» могли принадлежать только одному человеку на свете. Держимир повернул голову, медленно встал. В пяти шагах от него на тропе стоял Байан-А-Тан, уперев руки в бока и улыбаясь. Держимир внимательно смотрел на него, пытаясь отыскать признаки духа. Но Баян выглядел точно как при жизни. Как всегда – ни открытых ран, ни крови, ни голубоватого сияния от лица. Рубаха на нем была чужая, плащ и пояс тоже чужие, только штаны и черевьи свои, те самые, в которых он уехал, – это Держимир помнил. На бедре виднелся длинный и неровный шов, окруженный темным пятном плохо отмытой и засохшей крови.

Разрази гром! Вопреки рассудку Держимир не верил, что это дух. У духов не бывает так ясно блестящих глаз, таких задорных улыбок. Он весь был здесь – со своей бьющей через край жизненной силой, со своей удачей, которую принес сам, без помощи чародейки. Он, чернее ворона, но для брата светлее солнышка ясного, милее вешнего дня, – Байан-А-Тан, что значит – Дар Рассвета.

– Ну ладно, брате, погневался, и хватит! – с шутливой мольбой сказал Баян и шагнул к Держимиру. – Ну виноват, подзадержался! Ты понимаешь – такая девка там была, ну никак я раньше не мог! Приковала меня как цепью – вот только-только вырвался! Знал ведь, что ты скучать будешь!

Какая девка, какая цепь! В душе Держимира вспыхнуло мгновенное раздражение – опять он свои прибаутки плетет! Навь чернявый! И все встало на свои места. Это был Баян, а вовсе не его дух.

Баян без труда читал на лице брата все эти колебания и верно угадал мгновение, когда Держимир все понял. Со смехом он шагнул к Держимиру и обнял его; Держимир со всей силы ударил его ладонями по спине, убеждаясь, что это не бесплотный дух.

– Ах ты, навь подземельный! Морок тебя дери, тур тебя топчи! – яростно заорал Держимир, колотя Баяна по плечам и по бокам, без шуток, а тот громко хохотал и уворачивался. – Намной Полуночный! Велино отродье! Икра лягушачья! Ты что же это делаешь!