Утренний Всадник

Стук копыт рарожских коней затих в глубине темного леса, Листопадники закрыли на ночь ворота и разошлись по избам. Девушки шептались, женщины причитали вполголоса, заново переживая прошедшие страхи, бабка Благина обнимала Смеяну, спасенную и как бы вернувшуюся еще раз.

– Боги, чуры уберегли! – повторяла Благина. – Не допустили, чтобы упырь рарожский тебя признал! Стало быть, все верно – наша ты и жить тебе с нами!

Смеяна обнимала ее в ответ, всем сердцем веря, что так и есть. Боги уберегли ее от чужих людей, от чужой земли, спрятали среди родных, чтобы она жила там, где ей место. Каким же блаженством было ощущать себя в надежном кругу родичей, среди дедов, бабок, теток и дядек, братьев и сестер, спаянных общей кровью в неразрывную цепь, ощущать себя равным звеном в этой цепи, которой не страшно ничего: ни жизнь среди трудов и опасности, ни даже смерть. Цепь рода не прерывается на грани погребального костра – она тянется по пути предков и в иной мир, откуда предки помогают потомкам.

Огнище постепенно успокоилось. Тем временем совсем стемнело, Листопадники готовились ко сну. Смеяну уложили на полатях рядом с Игрёной, которая шепотом продолжала расспрашивать ее о прежних встречах с рарожским князем. Но Смеяна отвечала едва внятно: после этого бесконечного дня ей слишком хотелось спать.

В тишине засыпающего огнища пугающе ясным показался шум за тыном, потом громкий, уверенный стук в ворота. Мигом все подняли головы.

– Никак вернулись! – охнула какая-то из женщин. – Ох, Мати Макоше, Брегана Охранительница…

– Кто там? – резко крикнул с крыльца дед Година, больше сердясь на навязчивых гостей, чем страшась их.

– Князь Держимир! – ответил ему громкий, многим знакомый голос.

* * *

Поспешно одеваясь на ходу, Листопадники сыпались со всех крылечек. Свой князь – не чужой: Година и Благина кланялись, призывали на него благословение богов, звали в дом.

– Да ты взойди, княже, сделай милость, мы угостим тебя и людей твоих. Может, тебе баню истопить? Прости, мы уж почивать улеглись, пора поздняя! – наперебой приговаривали они.

– Ах, мне одному покоя нет! – в сердцах воскликнул Держимир. – Послушай, старче! – чуть ли не коршуном накинулся он на Годину. – Не приходила ли к вам сегодня девица? Такая, ростом небольшая, рыжая, по-речевински говорит? Рыжая, нос кверху глядит, веснушки… Ну на вас даже походит? Не приходила?

Година, Благина да и все, кто слышал его в этот миг, замерли на месте от изумления. Только что к ним с тем же самым приходил князь рарогов. Что же это за девица такая, что все говорлинские князья жить без нее не могут? А с Держимиром творилось что-то странное: он был совсем не похож на того сдержанного, немногословного, угрюмого князя, которого Година привык видеть во время полюдья на приеме дани или судебных разбирательствах. Он словно переродился: его глаза блестели, в лице отражалось горячее, лихорадочное беспокойство, в голосе мешались надежда и отчаяние.

– Понимаешь, потерял я ее! – горячо говорил он Године. – Сколько месяцев берег, а сегодня потерял! Говорили, рароги на обоз наскочили! Обоз весь цел, сокол их проклятый – цел, все цело, как у Макоши в рукаве, а ее нет! А мне не надо больше ничего! Если ее рароги забрали…

Не договорив, Держимир с размаху ткнулся головой в стену избы, возле которой стоял, и глухо простонал. Година не мог опомниться от изумления: муки отвергнутой страсти и то не всякого приводят в такое состояние. А это ведь князь!

– Ищу, ищу! – глухо, с мучительной тоской проговорил он, не поворачиваясь. – По всем лесам, по всем огнищам… И нет ее…

– Поди-ка, княже, в избу! – с властной заботой, как старший младшему, сказал ему Година. – Притомился ты.

Старик понимал, что горячее желание князя найти пропажу так же верно, как и то, что пропажа его – Смеяна. Он не мог решить, что теперь делать. Видеть своего князя, надежду и опору всего племени, в такой тоске было нелегко, но и отдать Смеяну, если она не хочет к нему вернуться, – невозможно.

Держимир повиновался и вслед за стариком побрел в избу. С тех пор как он узнал о нападении рарогов на обоз и об исчезновении Смеяны, для него не существовало больше ничего. Он забыл о речевинах с Велемогом, который выбрался из битвы, как говорили, живым и скрылся с остатками дружины где-то в лесах, забыл о пленнике Светловое, разочаровав этим Баяна, который очень гордился своей добычей, забыл и о Дароване, так и не узнав, покинула она святилище или осталась там. Во всем мире для него существовали только Смеяна и необходимость ее найти. Она, его добрая судьба, исчезла в тот самый миг, когда обещания ее сбылись: он одержал победу, прогнал войско Велемога, сохранил в неприкосновенности Макошино святилище и мог с уверенностью думать, что переломил судьбу. И вот она исчезла! Радость победы, гордость – все было забыто. Разослав людей в разные стороны, Держимир и сам бросился на поиски. С ним было не больше десятка отроков, но ему и в голову не приходило подумать о какой-то опасности – все его мысли заполонила Смеяна.