Утренние прогулки

А мы со Светой поплыли на другую сторону купальни.

* * *

В тихий час мы не спали, а просто лежали на кроватях и разговаривали.

— Ты где так плавать научился? — спросил Корнилов. — Тебя родители в бассейн записали?

— Нет. Я в позапрошлое лето на Днестре чуть не утонул — и мама стала меня учить.

— Я тоже раньше умел, а сейчас подзабыл, тело плавучесть потеряло.

— Хорошо, что мы Кольку у нас оставили, правда? — спросил Евдокимов.

* * *

На спортивной площадке повесили канат, и мы стали по нему лазать.

Все долезали до половины, даже Евдокимов с Корниловым, а потом спускались.

— Не был бы скользкий, я бы запросто до верха долез, — сказал Корнилов.

Когда дошла до меня очередь, я тоже думал, что доберусь до середины — и хорошо.

Я забрался уже на середину, внизу стояли ребята и смотрели на меня, а силы у меня еще были. И я полез дальше. И долез до самого верха.

Я даже дотронулся до деревянного бревна, к которому канат был прикреплен. И мне не хотелось слезать так сразу вниз.

В это время мимо шел начальник лагеря. Он тоже заметил меня.

— Это кто же так хорошо лазает по канату? — сказал он. — Это Кольцов из третьего отряда забрался? Молодцы, ребята. Только не расшибитесь.

И он пошел дальше.

* * *

Мы уже прожили в лагере три дня.

После полдника мы со Светой ходили по территории, собирали в ведро сосновые шишки, чтобы выложить ими дорожки, и вдруг по радио объявили:

— Кольцова Колю вызывает старший пионервожатый.

Сначала мы не расслышали, потому что разговаривали. Но радио, которое висело рядом на сосне, повторило снова:

— Коля Кольцов из третьего отряда, тебя вызывает старший пионервожатый.

Я побежал быстрей в главный корпус, оставил ведро с шишками Свете, а сам все думал на бегу, зачем меня вызывают.

У главного корпуса рядом со старшим пионервожатым я увидел маму.

И так удивился, что она приехала не в родительский день, что даже ничего не сказал, а подбежал и остановился рядом.

— Что же ты не здороваешься со своей мамой? — проговорил старший пионервожатый.

— С мамой здороваться не обязательно, — сказала мама и улыбнулась. — Ну, приехала с тобой прощаться.

— Почему? — тихо спросил я.

— Понимаешь, как бы тебе объяснить… Я решила съездить в горы, в альпинистский лагерь. Я раньше альпинизмом занималась, вот и решила…

— А я? — спросил я.

— А ты здесь поживешь.

— Мама в альпинистском лагере, сын — в пионерском, — пошутил старший пионервожатый, — папу еще куда-нибудь.

— Отец в командировке, в Москве, — сказала мама. — Я ему написала. Он, как вернется, сразу заедет к тебе.

Я молчал.

— Ну, что ты такой грустный? Если очень не хочешь, я не поеду, останусь в городе. Только что мне в городе одной делать. Экзамены через три дня кончатся…

Я не отвечал.

— Ну как, оставаться мне или ехать? Скажи.

— Ехать, — сказал я тихо.

— Ты не огорчайся, тебя обязательно будут навещать. Я позвоню кому-нибудь, кто в городе.

— У нас родительский день в следующее воскресенье, — сказал старший пионервожатый.

— Тебя навестят. И конфет привезут, апельсины.

— Хорошо, — сказал я.

— Ну вот видишь. Спасибо тебе, я так давно не была в горах.

Мама еще побыла полчаса, отдала мне кулек с конфетами, вафли и уехала.

А я остался один.

Я даже не успел показать ей, как лазаю по канату.

Весь отряд был где-то в лесу. Я понес кульки на дачу.

Вывалил конфеты на кровать. Но не хотелось их мне есть.

Где-то бегали ребята и громко кричали, смеялись. Я даже слышал голос Корнилова.

— Вперед! — командовал Корнилов. — Давай, давай!

А я сидел на крыльце около пустой дачи, и не хотелось мне никуда идти.

* * *

В родительский день перед завтраком играла музыка.

Мы еще завтракали, а некоторые родители уже приехали и заглядывали в окна столовой, — наверно, проверяли, чем кормят их детей.

— Ко мне тетя приедет, мамина сестра, — сказала Света.

— А ко мне никто, — сказал я, — я один буду ходить весь день.

— Любишь раковые шейки? Мне их обязательно привезут, это мои самые любимые конфеты. Я тебе сразу отнесу, чтобы ты не скучал.

Скоро родители бродили по всей территории. Некоторые сидели на скамейках, накрывали головы газетой и жевали всякую еду.

Отец Корнилова колол грецкие орехи двумя булыжниками. Рядом стояли родственники Корнилова, их было человек десять, может, двенадцать.

«Кончится торжественная линейка, — подумал я, — и убегу куда-нибудь, спрячусь».

Не хотелось мне смотреть на чужих родителей.

Мы все переоделись в парадную форму и выстроились на линейку.

Начальник лагеря стоял на трибуне. И вдруг он стал как-то странно на меня смотреть. Покосится в сторону, а потом снова на меня.

Я подумал, что у меня съехал галстук на плечо, или еще что-нибудь не в порядке. Но все было в порядке. А начальник лагеря не только сам смотрел на меня, он еще старшему пионервожатому указал на меня, и тот кивнул головой.