Заглавие богато значением: оно говорит о масштабах художественного целого; в нем выразилась ирония по отношению к суете и лицемерию буржуазного общества, к ничтожеству целей, ради которых играется жестокая и циничная комедия. Заглавие направляет мысль читателя, хорошо знакомого с Бальзаком, к высокой трагикомедии — судьбе смертного человека, «наделенного призванием к бесконечному».
Уже с 1830 года Бальзак одержим разрастающимися планами, которые требуют почти немыслимых темпов работы. Он пишет по восемнадцать часов в сутки. Проведя за письменным столом ночь, пишет днем при закрытых ставнях и спущенных гардинах, при свечах. «Я пленник идеи и дела, столь же неумолимых, как кредиторы…», «Я точно на поле битвы, и борьба идет жестокая…» — пишет он матери. Он подсчитывает, что, проработав тридцать ночей подряд, спал за весь месяц только шестьдесят часов; в другой раз сообщает план — работать по двадцать четыре часа кряду, затем спать по пять часов, «это составит двадцать один с половиной час в сутки». Он возбуждает свою энергию потоками кофе, который разрушит его здоровье. Он называет это «жизнью в огне». Почти неправдоподобная, грозная эпопея его труда не может быть передана в немногих строках, она — в томах его переписки. «… ежедневно у меня жар… Я плачусь жизнью!» В фантастическом романе «Шагреневая кожа» (занимательном, как арабские сказки, и притом насквозь современном по искусству и по материалу) Бальзак исследовал различные жизненные позиции перед лицом начертанного на талисмане закона: чем интенсивнее живешь, тем быстрее сгораешь. Теперь миф шагреневой кожи он относит и к самому себе, предвидя, что доработается до смерти. Но ничего не меняет в образе жизни: «… я буду гордиться тем, что осмелился предпринять свой труд, даже если упаду под его бременем». Работу над воплощением бесчисленных замыслов одновременно с нескончаемой — до двадцати и больше раз — правкой корректур он называл: «бороться с лавиной».
В письмах он любил сравнивать себя с людьми самого разнообразного физического труда: каменщик, судостроитель, солдат, раб, вращающий жернова, резчик, литейщик, пахарь, садовник. В одном из поздних романов он скажет: художник «трудится как рудокоп, засыпанный обвалом».
Лучшее из существующих изображений Бальзака — знаменитая статуя работы Родена, где в камне запечатлена безмерность творческого порыва. Описание этой статуи сделано австрийским поэтом Р.-М. Рильке. «Роден увидел широкую, ступающую вперед форму, терявшую свою увесистость в складках плаща. Из мощного затылка словно рос кустарник волос, и, откинувшись в их гриву, лежало лицо. Оно смотрело. Оно было зачаровано созерцанием. И, казалось, покрыто потом творчества. Лицо стихии. Это был Бальзак в избытке своего плодородия. Родитель целых поколений, расточитель судеб. Это был человек, которого глаза, казалось, не нуждаются в предметах. Если бы мир был пустой — его взоры родили бы в нем вселенную» [4].
«Утраченные иллюзии» автор датировал 1835–1843 годами. Роман создавался в гуще других произведений: в этот же период были написаны «Музей древностей», «Беатриса», «Чиновники», «Дочь Евы», «Цезарь Биротто», «Банкирский дом Нусингена», «Темное дело», «Жизнь холостяка», «Онорина», «Провинциальная муза» и еще многие романы и повести.
Творческая история «Утраченных иллюзий» характерна для Бальзака. Роман был задуман сначала как повесть об обольстившихся друг другом провинциальном поэте и провинциальной львице; попав в Париж, они увидели друг друга в подлинном, беспощадном свете — и расстались. Но когда повесть была написана, она оказалась лишь введением к роману: «В процессе творчества все изменилось». Автору открылось, что его бесхарактерный поэт, очутившись в Париже, должен был подпасть влиянию журналистики — «язвы нынешнего века»; вглядываясь в действительность, автор обнаружил неизбежность такого развития сюжета. Задуманное продолжение Бальзак отстаивает характерным аргументом: «Разве не имеет он (писатель. —