Утопия или наука?

«… Я бесконечно благодарен Льву Давыдовичу Троцкому, а вместе со мной и все мои единомышленники (вольные и невольные), за ту исключительно-ценную поддержку, какую нашла идея театрализации жизни в его последних литературных трудах. Говоря о „новой государственной театральности“ и отмечая, что в то время, как теоретические доводы в пользу новых форм быта действуют только на ум, – „театральная обрядность действует на чувство и на воображение“ и что „влияние ее, следовательно, гораздо шире“, – тов. Л. Троцкий справедливо полагает и вместе с тем верно предсказывает, что – „творчество новых форм быта и новой театральности быта пойдет в гору вместе с распространением грамотности и ростом материальной обеспеченности. У нас есть все основания следить за этим процессом с величайшим вниманием“, – утверждает т. Л. Троцкий (см. его статью „Семья и общественность“ в Петр. „Правде“ N 156…). „Не может быть конечно, и речи о каком-либо принудительном вмешательстве сверху“, – поясняет он далее, – т.-е. о бюрократизации новых бытовых явлений. Только коллективное творчество самых широких кругов населения, с привлечением к этому делу артистической фантазии, творческого воображения, художественной инициативы, может постепенно, в течении годов и десятилетий, вывести нас на дорогу новых одухотворенных, облагороженных, проникнутых коллективной театральностью форм быта»… («Жизнь искусства», П. 1923 г. N 38).

В этой же статейке Н. Евреинов заявляет, будто «Леф'» принял его, Евреинова, теорию театрализации жизни.

Опять и опять сразу же: если это заявление сполна верно относительно тов. Троцкого, то оно ни в какой степени не касается «Леф'ов». Снова кардинальное недоразумение, простительное для эстета-режиссера, но непростительное для тов. Троцкого.

В чем же дело?

Вопрос о грядущем слиянии искусства и, в частности, театра с жизнью, поставлен впервые не Евреиновым, не «Леф'ами», не тов. Троцким. Этому вопросу много десятков лет. В разное время разными общественно-идеологическими группами искусство жизнетворчества понималось по-разному. После выступления «Леф'ов» наметились два прямо друг другу противоположных взгляда.

Первый:

Те приемы и формы творчества, которые созидаются на театральных подмостках надо ввести в жизни, – отеатралить ее. Это взгляд Н. Евреинова, взгляд эстетизатора жизни, взгляд «чистого» художника, режиссера сцены, желающего подчинить действительность приемам своей узенькой специальности, – внести в жизнь т. н. «красоту».

Второй:

Надо перестроить театр, изгнав из него эстетический формализм, на основах общесоциальной, вне-эстетической науки и техники (физкультура, психотехника и пр.). Только выросшие в этом новом «ожизненном» театре мастера смогут, вместо театрализации быта, дать строго утилитарное, тейлоризированное бытооформление.

«Преображать» быт, – вот чего хочет Евреинов.

Целесообразно конструировать быт, – вот чего добиваются «Леф'ы».

«Леф'ы» – против, а не за театрализацию жизни.

«Леф'ы» требуют производственных методов, производственного сознания, мироощущения, подхода ко всей области искусства без исключения. Не индустриально-коллективный быт освящать «красотами» станкового театра, а театр подчинить до конца строительным методам и задачам коллективизированного индустриального быта. Вот почему «Леф'ы» могут быть практиками сегодняшнего дня, сохраняя свою программу-максимум, – вот почему люди, отвергающие эту программу, не могут дать ничего, кроме давно захватанной и на сей раз действительно утопичной и притом реакционно утопичной идеи театрализации быта. Они не умеют найти, не видят, не воспринимают эстетики самой действительности, – жизнь им кажется чем-то недостаточным и требующим восполнения. Им хочется взять эстетику напрокат у вне-бытового искусства, у искусства, противопоставленного действительности и выделенного из нее. Совершенно очевидно, что такое желание никак не совпадает с задачами пролетарского строительства, т.-е. строительства, которое ищет «красоту» в себе самом, в формах собственного развивающего и сознательно организуемого бытия.

Мораль.

Нельзя говорить об искусстве революции без точной программы максимум. Нельзя, владея марксизмом, считать это достаточным и выжидательно лавировать среди художественных течений современности, предоставляя им полную «самодеятельность». Стихийность общественного развития противоречит интересам рабочего класса, хотя бы речь шла о такой «высокой» материи, как искусство. Рабочий класс будет строить свое искусство на основе научного предвидения и сознательной планомерно-организующей практики, т. е. так же, как он поступает в политике и экономике. Теория производственного искусства дает возможность рабочему классу перейти и здесь от утопии к науке.

Именно поэтому я считал необходимым отпарировать обвинение в утопизме, с легкостью расточаемое критиками по адресу «Леф'а». Думая помочь выработке пролетарского искусствостроения, эти товарищи лишь запутывают и искажают поставленные и во многом теоретически разрешенные «Леф'ами» вопросы.