Утонувший в кладезе

Да, он по-прежнему уединялся в кабинете, но с бумагами теперь работал мало, а больше читал. И читал он теперь не те толстенные фо… форлиранты, полные странных знаков и рисунков (Забава как-то заглянула в такую и чуть не обомлела), а обычные человеческие книжки — про жизнь и про любовь. Даже выслушивал ее советы, что почитать и расспрашивал о неясных местах. Ему почему-то было непонятно, по какой причине Люба Казакова из «Счастья на двоих» бросила своего толстяка-мужа. Смех да и только!.. Или вдруг интересовался, какие слова нравятся ей больше всего. А какие слова могут нравиться девице? «Я вас люблю» — и больше ничего не надо. Но с этими глупыми вопросами он стал больше походить на дюжинного человека. И Забаву с вечерним чаем встречал совсем иначе. В глазах его загорались радость и ожидание. Нет-нет, он ввек не позволял себе хлопнуть ее по круглому заду, как делал первый хозяин в Борисове-на-Онеге. Хотя теперь Забаве часто этого хотелось… И не целовал он ее в кабинете. Но когда она мимолетно касалась его персями, он вздрагивал. И улыбался.

А вот улыбка его была подарком, который предназначался одной токмо Забаве — больше он не улыбался нигде, никому и никогда.

Эта улыбка становилась началом. А продолжением была Светушкина спальня.

Забава приходила к нему, когда все домашние ложились спать. Ей нравилось делать себе прическу с двумя косичками-хвостиками (Светушка любил расплетать бантики), нравилось красться по лестнице на второй этаж (впрочем, она всегда держала в руках поднос с бутербродами и чаем). Ей нравилось тихохонько открывать дверь его спальни, а потом, изнемогая от нежности и желания, скоренько сбрасывать с себя платье.

Светушка накладывал на двери спальни какое-то заклинание.

А потом начиналось то, чем Забава жила изо дня в день, о чем все время думала и мечтала. Светушкины губы и руки становились горячими и настойчивыми. Забава упивалась ласками суженого и ласкала его сама. Возможно, Светушка не был знающим любовником, но у Забавы он был первым и единственным, и потому ей индо в голову не приходили подобные мысли. Она целовала его уста и очи, обнимала крепкое мускулистое тело, покудова внизу живота не начинал пылать жаркий костер. И тогда, по-прежнему изнемогая от нежности и желания, ничего не слыша и не видя вокруг, она валила его на себя и со стоном принимала своим пылающим лоном его упругий корень. А потом на нее обрушивались волны бесконечного блаженства, и она беззвучно кричала, благодаря Мокошь за это счастье.

А потом они просто лежали друг возле друга, укрывшись одной простынкой. Светушка молчал, теребя Забавины волосы, а она сказывала ему, как прошел нынешний день. И это тоже было бесконечное счастье…

Но, наверное, счастье не бывает бесконечным.

В Словению пришла промозглая, дождливая осень. Серые дожди многое изменили в чувствах Забавы — ей сделалось мало тайных ночей с возлюбленным. Ей стало казаться, что, любя ее, Светушка попросту исполняет некий, одному ему известный ритуал. Словно участвует в богослужении своему Семарглу. Или преподносит дар Мокоши на площади Первого Поклона…

Да и что это за любовь, буде нет детушек?.. И Забава затаилась, с нетерпением принялась ждать зеленца.

Нет, она по-прежнему приносила чародею в кабинет вечерний чай и по прежнему кралась перед полуночью в его спальню. И по-прежнему на нее накатывали волны бесконечного блаженства, когда она ощущала в себе его корень.

Но для счастья этого было уже мало.

Наконец, дедушка мороз сковал волховские воды ледяным панцирем. А к Забаве пришел долгожданный зеленец. Это произошло в тот вечер, когда Светушка, наградив ее привычной уже усладой, сказал: «Какими прекрасными стали ваши глаза, люба моя!» Спустившись в свою светлицу, она тут же глянула в зеркало. И поняла, что время настало.

Зима брала свое.

Забава тоже добивалась своего, добивалась с великим упорством и прилежанием, поднимаясь на второй этаж каждую ночь. Светушка был неутомим, его хватало и на работу, и на фехтование, и на дом, и на Забаву. Но его ласки все чаще стали казаться ей жертвенным ритуалом. Наверное, в отличие от Забавы, каждонощная любовь необходимостью для него не была.

Время шло.

Додола делала с Забавой то, что она делает в зеленец с каждой женщиной — главной печалью Забавы этими днями и ночами был Светушкин корень. И по-видимому, — как всякий мужчина в зеленые месяцы своей возлюбленной — Светушка попал во власть Перуна. Силы его в постели были бесконечны, а корень послушен, крепок и могуч. Но зеленец у Забавы не прекращался.

Наконец, глаза ее вновь сделались синими, а Светушка опять сказал: «Как прекрасны ваши глаза, люба моя!» Прошло еще несколько седмиц. Запахло весной.

Забава, ежечасно молясь Додоле, с нетерпением ждала результата. Тщетно: в должный срок глаза ее так и не утратили синевы, не подернулись новой зеленью. Впечатляющая Светушкина неутомимость оказалась бесполезной, аки незасеянное поле, — девически порожний живот Забавы доказывал это красноречиво.