Процессия перешла мост, расположенный рядом с местом, где Порусья впадает в Полисть (он помнил его, этот мост, — кажись, его величают мост Мокоши, ведь справа от моста стоит храм богини судьбы), повернула налево и двинулась по берегу.
И мост, и храм, и берег были нереальными.
Ибо это не его мама…
Мамы появляются неожиданно, моются с вами в бане и исчезают — так же неожиданно и в никуда. Как мать Ясна…
Процессия свернула на улицу, ведущую к погосту, и улица тоже была нереальной.
Ведь они хоронили не его маму.
Наверное, именно поэтому Свет и не пошел дальше. Вот если бы в гробу лежала мама, какую он помнил — или мать Ясна (пусть даже Забава!), — он бы плюнул на все чародейские условности. И выслушивал бы погребальные речи; и поцеловал бы ледяное чело перед тем, как заколотят гроб; и бросил бы в могилу комочки промерзшей земли, специально набитые могильщиками из крупных заледенелых глыб — наверное, дюжинных людей хоронят так же, как и волшебников…
Он узнал бы точно, как хоронят дюжинных людей. Если бы пошел дальше… Но он, шепча все те же слова, покинул процессию и, сопровождаемый удивленными взглядами окружающих, повернул обратно.
Ведь это не его мама!..
Какое-то время (Свет и сам не знал — какое) он бродил по городу, ничего не замечая вокруг. Кажется, оскальзывался и падал. Кажется, к нему подходил городовой. Кажется, происходило еще что-то, но вся подлунная сжалась для него в одну фразу — «Это не моя мама»…
Когда он нашел дом старорусского посадника, там уже сидели за столом — тем самым, где еще совсем недавно стоял гроб с желтолицей старухой.
Владимир Сморода индо не глянул в сторону припоздавшего на тризну гостя. И не вышел попрощаться, когда припоздавший гость неожиданно собрался на вокзал.
Все по-прежнему было нереально. И пребывало в нереальности, пока Свет не вернулся в Новгород.
Знакомая суета привокзальной площади вытолкнула его в явь. От нереальности осталось лишь непроходящее ощущение, будто он побывал в совершенно незнакомом доме на похоронах совершенно незнакомой женщины.
Свет пришел в себя. И садясь в трибуну, ощутил вдруг непостижимую, бесконечную, мучительную вину. Словно воспользовался при сыске грязными методами Ночного волшебства.
И лишь Забава — да и то уже ночью, в постели — сумела совлечь с него эту муку.
8. Ныне: век 76, лето 3, вересень
Когда они покинули дом Клюя Колотки, на улицах уже начали зажигать фонари.
Курьер отправился к Порею Ерге с донесением о потерянном времени — эта информация никакой особенной защиты от лазутчика не требовала. К тому же она могла быть и дезинформацией.
Свет молча поглядывал в окно кареты и жалел, что он не фонарщик.
Вот уж работа так работа! Газ зажигается безо всяких заклинаний. И не требует от фонарщика постановки магической защиты… К счастью, путь до дома Нарышек был достаточно коротким, и потому напряженная атмосфера в карете не успела натянуться до предела.
Едва вошли в дом, откуда-то появилась княжна Снежана. Наверное, специально подкарауливала гостей у окна. Поцеловала Сувора, сообщила, что младшие сестры уехали перед обедом и теперь, наверное, уже укладываются спать в пансионатские кровати. А потом обратила свое внимание на столичного чародея:
— Как, сударь, успехи?
— Лучше некуда, — сказал Свет, изо всех сил стараясь, чтобы настроение не проникло в голос.
Ему свое старание показалось достаточным, но Снежана тут же заявила:
— То-то вы злой, как собака цепная!..
О Сварожичи! — взмолился мысленно Свет. Ну что этой кикиморе нужно? От безделья, что ли, мается целый день, яд змеиный копит…
Но вслух лишь произнес:
— Оставьте меня, сударыня, в покое! Пожалуйста!..
Голос, правда, чуть дрогнул, и кикимора, по-видимому, уже хотела вцепиться в эту дрожь, но тут за гостя вступился Сувор, накинул на своевольную сестрицу стальной недоуздок. А потом и мамочка явилась сынку на подмогу.
Благодаря их совместным усилиям Свет остался галантным столичным волшебником, а норовистая кобылка по кличке Снежана была схвачена, скручена и не мешкая сослана в свое стойло. Опосля чего кобылкина мамочка спросила:
— Желаете вечерять, судари?
Судари, оказывается, желали. Да так, что Свет даже злобу свою позабыл.
Поднялись наверх, привели себя в порядок, переоделись, отдали слугам в чистку платье, спустились в трапезную.
Стол был уже накрыт. Во главе его восседала хозяйка дома. Этакий капитан на мостике семейного корабля… Хозяина в пределах видимости не наблюдалось.
— Надеюсь, судари волшебники простят моего супруга и княгиню Купаву. Супруг занят делами и не может составить нам компанию, а невестка отправилась навестить родителей.
Вестимо, судари волшебники князя Белояра Нарышку и княгиню Купаву простили. Во всяком случае, Свет даже обрадовался их отсутствию, потому как поддерживать хотя бы видимость застольной беседы не был расположен категорически. Похоже, хозяйка хорошо понимала состояние гостей, и ужин начался в молчании.
Но через пять минут в трапезной появилась кикимора.
— Мама, мне бы тоже хотелось разделить ужин с волшебниками.