Утонченный мертвец (Exquisite Corpse)

Феликс сказала, что ей надо выпить еще, чтобы как-то расслабиться после мутного выступления Неда, но Оливер сказал, что нам нужно идти, потому что ему уже скоро выходить на сцену. Большинство из компании все равно собиралось засесть в «Дохлой крысе», поскольку уже подходило время традиционного вечернего возлияния. Оливер пригласил и нас с Кэролайн, но Кэролайн вежливо отказалась, сказала, что мама с папой ждут ее к ужину. Я хотел проводить ее до дома, но она разрешила только до автобусной остановки. Сказала, что она не хочет, чтобы из-за нее я не попал в клуб. Когда мы ждали автобуса на остановке, она спросила, что имела в виду Феликс, говоря про моих «развеселых подрулсек».

– Именно то и имела. Просто подружки.

– Расскажи мне о них.

– Расскажу, но потом. Не сейчас. Лучше скажи, ты пойдешь на закрытый просмотр, на выставку? Там будет интересно.

Кэролайн задумчиво кивнула.

– Да, я пойду.

Я думал, она вернется к вопросу о развеселых подружках, но тут подъехал автобус. Если бы она продолжала настаивать, у нее, может быть, и получилось бы пробиться в своего рода тайную комнату герцога Синяя Борода, где хранилась моя коллекция прошлых постельных привязанностей. Девственность я потерял в Стамбуле, в пятнадцать лет. Там была (и, наверное, есть до сих пор) целая улица борделей, в районе Пера, неподалеку от моста Галата. Турки валено расхаживали по улице и разглядывали полуголых женщин, стоявших в дверях или у распахнутых окон, и мы с моим провожатым ходили вместе со всеми, и, в конце концов, остановились на женщине, которую оба сочли самой красивой. У нее были короткие волосы, жесткое лицо и груди, как два теннисных мячика. Мой провожатый вручил мне какую-то сумму денег, которую я отдал кассиру в кассе, располагавшейся на входе в публичный дом. Потом я показал на женщину с короткими волосами, и она молча увела меня наверх. Она сразу бросилась на кровать и раздвинула ноги, а когда я попробовал что-то изобразить, ясно дала мне понять, что ей не нужны мои поцелуи и ласки, и лучше бы я побыстрее кончал, хотя меня и не требовалось поторапливать -все закончилось очень быстро. Она тут же вскочила с кровати и бросилась к биде. Через пару минут мой провожатый решил, что он тоже, пожалуй, ее опробует.

Потом у меня были более приятные, хотя и более дорогие случайные связи: почти бурный почти роман с Жанин в Париже, и одна незабвенная ночь с Кики де Монпарнас, и потом в Лондоне – с бессчетным количеством прелестниц, которым я платил за любовь, в том числе и с проституткой, что называется, зрелых лет, питавшей ко мне самые нежные чувства, с моей «Смертью от старости», как нарекла ее наша братия. В каком-то смысле все эти женщины были мне вместо матери. Но теперь я надеялся от них спастись.

Посадив Кэролайн в автобус, я поспешил в «Дохлую крысу». Памела с Оливером решили устроить совместное выступление. Памела пела «Ou Sont Tous Mes Amants» и «Chanson du Rat Mort» своим ночным дымным голосом, а Оливер (под сценическим псевдонимом Мандрика) показывал даже не фокусы, а жонглерские трюки с двумя колодами карт, создавая из них веера, водопады и прочие подвижные картины. Он заставлял карты бегать вверх-вниз по его рукам и парить в воздухе между его расставленными ладонями. Яркий сценический грим не скрывал, а скорее подчеркивал его мрачное меланхолическое выражение, под прожекторами было жарко, и пот стекал по его лицу, мешаясь с расплывшейся тушью. Оливер был похож на Пьеро, плачущего черными слезами.

Я пробрался за столик к своим, где меня уже ждал наполненный бокал. Я пил шампанское и размышлял о своей злобной натуре. Сравнив себя с Игором из фильма, я пришел к неутешительному заключению, что я, по сути, такое же чудовище, которое охотится на невинных, доверчивых женщин. Но (и в этом было решающее различие) я страстно желал отпущения грехов, чтобы потом объявить с полным правом: «Это не я. Это был кто-то другой». Зачем я сидел в этом клубе? Не будь мои сны столь мучительно скучны, я предпочел бы лечь спать – это было бы всяко лучше, чем весь этот дым, шум и кричащая безвкусица. В тот вечер мы все сидели какие-то унылые и подавленные. Особенно мне запомнилось лицо Феликс, у нее были красные опухшие глаза, и было вполне очевидно, что они с Недом опять разругались.

Нед говорил о супружеской жизни. В том смысле, что брак -это мерзко и пакостно. Брак, по сути своей, есть завуалированная форма коммерческой сделки, когда женщина продает свое тело для секса в обмен на товары и различного рода услуги, которыми ее обеспечивает супруг.

– Секс должен быть неограниченным и свободным, это должен быть акт доброй воли, совершаемый равными партнерами при отсутствии всяческих обязательств, – заявил Нед, и тут на него снизошло озарение.