Утоли мою месть, пуля

Они уже шли вниз, и окончания разговора Илья не слышал. Вернулся в комнатенку с нишей, выждал еще десять минут и вышел, когда с улицы донесся шум двигателя. Подобрал с пола и бережно собрал в единое целое чертовски удобный, хоть и побитый жизнью стул, устроился в углу с видом на ствол тополя. Паранойя, что и требовалось доказать. Нервничает Меркушев, раз даже охране собственной доверять перестал, знать, мальчики кровавые в глазах регулярно появляются. «Что ж, поставим себе жирный плюс – до истерики я его довел. От собственной тени, поди, шарахается. А дальше что?» Илья уперся подошвами ботинок в стену, принялся раскачиваться на трех дрожащих от каждого движения ножках. А дальше вот что – он спрыгнул со стула и рванул в «свою» комнату, нашел в углу рюкзак, бросил на кровать. Пружины снова страдальчески заныли, но на это плевать – дом зачищен, сюда еще долго никто не сунется, а отходить придется в хорошем темпе и следов за собой не оставлять.

Илья ринулся в соседний «отсек», положил на подоконник «ТТ» и лег животом на баррикаду. Все, сейчас ждать, только ждать, Меркушев появится очень скоро, раз выставлено оцепление, да и псы уже обнюхали дом и доложили, что внутри чисто. «Облажались вы, ребятки. Головы господин полковник вам, может, и не оторвет, а вот самого дорогого лишит собственноручно. И не газовое месторождение вы охранять поедете, а полки с макаронами в супермаркете, это ваш предел, выше некуда». Он не сводил с ворот глаз, пригнулся, слился со старой рамой и удачно торчащей рядом тополиной веткой. Десять минут, пятнадцать, полчаса – гудки и шум двигателей заглушило кряканье спецсигнала, створка ворот поползла вбок, еще минута – и во двор влетели одна за другой две машины. На крыльце показались трое в черном, открылись дверцы, первыми вышли личники, постояли, покрутили головами по сторонам, похожие издалека на мишек-панд: тоже черно-белые, да еще и темные очки, да еще и в дождливый день…

Илья смотрел на них через прицел, мушка подрагивала в прицельной планке, но перекрестие лежало строго в области межбровных складок. Или немного выше – так надежнее. Еще минута – охранник распахнул заднюю дверцу «Порша», и Меркушева словно выкинули из машины. Он выскочил, расстегивая на ходу серый пиджак, обернулся, нагнул голову, да так и застыл с откляченным задом, охрана не двигалась. Илья перестал дышать. И вдруг почувствовал, как баррикада под ним поехала вниз, покатилась под ноги и развалилась со страшным грохотом.

– Мать твою! – Илья грянулся следом, врезался коленями в доску, а подбородком в чугунный монолит радиатора отопления. Таким запросто можно слона убить, череп ему проломить – раз плюнуть…

Из прикушенного языка текла кровь, «ТТ» лежал на подоконнике, но Илья не двигался, смотрел вниз. На полу, под ногами среди рассыпавшихся полированных досок лежала рука человека – тонкая, костлявая, обтянутая желтоватой кожей и коричневой тканью поверх запястья. Пальцы сжаты в кулак, ногти желтые, кость вроде цела. Илья отполз вбок, присмотрелся и разглядел еще фрагмент: согнутую в колене ногу с торчащей из непонятного вида ботинка берцовой костью. А еще выше, над краем доски виднелся покрытый тонкими темными волосами удлиненный череп с провалами носа и тонкими, тоньше бумаги, веками с остатками ресниц.

– Чур меня! – Илья потянулся к пистолету, схватил его, кое-как поднялся на ноги и выглянул в окно. «Порш» уже отъехал к гаражу и стоял там, мордой в сторону крыльца особняка, а «мерин» перекрывал собой ворота. Ни Меркушева, ни его охраны во дворе не было.

Глава 4

«Меркушев, ты заговоренный, что ли?» – была первая мысль после того, как схлынула волна ярости и бешенства на собственную глупость и бессилие. Хотя, если хорошенько подумать, что он сделал не так, и кто мог предположить, что «поленница» рухнет в самый интересный момент, а под ней окажется вот это…

– Кто ты будешь такой? – Илья присел на корточки и принялся рассматривать освобожденную от досок «нетленку». Видеть нечто подобное ему раньше доводилось только в музее, да и то в далеком школьном возрасте. Шок он тогда испытал нехилый, даже вскакивал несколько раз ночью, когда музейный экспонат – мумия какого-то египетского жреца из Эрмитажа, куда их привезли всем классом, – являлся ему в кошмарных снах. Но то был музейный, под стеклом, а это, скорченное на полу, совсем другое дело. По виду мужчина, лет – не понять сколько, но волосы и зубы, что видно по оскалу, – целы. Одет странно – широкие, ветхие, пальцем тронь – развалятся, штаны и то ли пиджак, то ли куртка из такой же ткани. И обувь – он осмотрел тупоносые ботинки явно из натуральной, но очень толстой и грубой кожи. Шнурки истлели, остались полоски не толще макаронин, носков вообще не наблюдается.

– Скотина ты, – негромко произнес Илья. – Все мне испортил. Не мог еще денек-другой полежать спокойно, сволочь…