Утоли мою месть, пуля

Обзор перекрывали мальчики в черном и тетеньки в белом. Но если мальчики стояли неподвижно, лишь поворачивали головы, выявляя подозрительные движения в своей зоне ответственности, то тетеньки резвились вовсю. Шампанское делало свое дело, наверху ржали в голос, до Ильи доносились и отдельные выкрики, и общий истерический хохот чьих-то то ли подружек, то ли содержанок. В это время заржали уже в спину, Илья отвернулся, посмотрел на дорожку. Все было готово к началу скачек, жокеи заводили упиравшихся лошадей в стартовые боксы, одна лошадь взбрыкнула, шарахнулась вбок, но, подчиняясь хлысту и поводьям, все же позволила завести себя в клетку.

– Сейчас, сейчас! – волновался позади мужичонка, он подпрыгивал и уже в голос умолял Илью, чтобы тот посторонился. Тот безмолвствовал, высматривал среди лошадей меркушевского Мортимера. Но гнедых тут было штук пять или шесть, и кто из них чей, сейчас не разберет сам черт… Из динамиков над головой грянула музыка, затем диктор наскоро зачитал перечень лошадей, принимавших участие в заезде, напомнил, что фаворит прошлого сезона Норд Стрим со скачек снят.

– А я на него ставить хотел, – проговорил мужик за спиной, его поддержали соседи, но Илья к ним не прислушивался, смотрел то на пляшущих от нетерпения лошадей, запертых в стартовых боксах, то на помост с ковровым покрытием. Заезд продлится не больше трех минут, скорости тут недетские, хоть и не двигатель вперед гонит, а мышцы, суставы и кости. Победитель будет определен в первом же заезде, потом сразу начинается церемония награждения. Мортимер в других заездах не заявлен, значит, Меркушев смоется сразу после церемонии. «А вот фиг ты угадал!» Илья поудобнее перехватил толстую рукоять «ТТ», осторожно освободил ее от лямок рюкзака, прижал полупустой мешок коленом к бортику. Сжал в кармане петарды и повернул голову.

И первым, кого увидел, был председатель совета директоров «Трансгаза». Даже расстояние, даже частокол из охраны не скрывали, что Валерка почти не изменился с того дня, когда они виделись в последний раз. Вот бывает так – словно законсервировался человек в одном возрасте, годы идут, а ему вечно тридцать. Или сороковник. Или в пятнадцать выглядит как старик – и даже не внешне, а манерой поведения, походкой, движениями, да так и остается на всю жизнь. Но только не Меркушев. Высокий, в светлом костюме и рубашке под ним в цвет, наглый, движения уверенные, широкие, ведет себя как барин. Расселся в кресле за небольшим столиком и уже лакает что-то из низкого широкого бокала, скалится по сторонам, машет кому-то короткопалой лапой. И волосы все так же у него лежат, как у неандертальца, точь-в-точь с картинки в учебнике истории, только прямые, без завитков. И челюсть нижнюю так же выпячивает, отчего и без того нахальная рожа принимает вовсе уж зверский вид. Резвится дядя, по всему видно, ручонки к теткам в шляпах тянет, а тетки и рады, что их сам господин Меркушев облапал, только что на колени к нему не запрыгивают. Илья снова приподнялся на носки и, не слушая встревоженного шипения снизу, попытался рассмотреть все поподробнее. Но охрана сомкнула ряды, Меркушев с тетками пропали за их спинами, грянул колокол, стартовые боксы открылись одновременно, скачки начались.

Мужик позади рвал и метал, он был готов наброситься на Илью с кулаками, а тот не видел вокруг ничего, кроме черноволосой прилизанной макушки. Далеко, очень далеко, а может, рискнуть? Швырнуть петарды под ноги лошадям и в свалке вытащить «ТТ», выстрелить, сколько успеет. Потом еще пару петард в толпу и уйти под шумок? Нет, это глупый риск, он не оправдан, не обоснован, охрана закроет Меркушева собой после первого же разрыва и утащит в машину, увезет в такие дебри, что ни одна собака следов не найдет. Надо подождать еще немного. Зря, что ли, такой путь проделал, столько грязи на свет божий выволок, чтобы сейчас нервы сдали? А рожа у Меркушева довольная, даже издалека видно – забыл, что ли, про письма с картинками или делает вид? Или дозу веществ, настроение повышающих, перед появлением на публике принял, или это вообще не Валерка, а человек, похожий на…