Дверь я, конечно, открыла. Нетерпеливая Лиза (о, боже!) в голубых джинсах и футболке хотела кинуться ко мне с поцелуями и объятиями, но в одной руке у неё были шарики, а в другой — торт. Она мялась, улыбалась, не зная, на что решиться.
— Юля! Я приехала в роддом к двенадцати, а тебя и след простыл.
— Мне раньше дочь вынесли, — солёная влага тут же намочила щёки. — Проходи.
Лиза скинула свои текстильные тапки, протянув мне презенты.
— Поздравляю! А одним глазком взглянуть можно?
— Да, только Машенька спит.
— Будить ради смотрин я не буду, — смутилась Лиза, неожиданно осознав, что вторглась в пространство, где её не ждали. — Торт тебе можно?
Быстро смахнув слёзы, я кивнула. Болезненная тема отсутствия молока — ещё один выстрел в сердце. Дочь будет на искусственном вскармливании, хотя я так мечтала приложить малышку к груди. Мой сценарий давно свернул не в ту колею, вряд ли я узнаю, что значит кормящая мама. А ведь это было одним из пунктов в списке моих желаний.
— Мне всё можно.
— Вот и прекрасно.
Лиза на цыпочках подошла к кровати.
— Малюсенькая. Сразу видно красавица. Бровки как нарисованные, губки бантиком, пальчики тонкие, прям игрушечные.
— Пойдём чай пить, а то скоро проснётся.
— Ох, Юля. Какая ты счастливица, — Лиза умильно сложила руки на груди. — Доченька у тебя. А я сыночка хочу.
Я понимающе кивнула
— Сынок, как козочка говорит?
Лиза тихонько прыснула.
— Ме-е-е.
Торт оказался суховатым, чай горчил, я нервничала, прислушиваясь к звукам в спальне, несколько раз выбегая проведать дочь.
— Спасибо за чай, мне пора. Вчера подала заявление в суд на развод, пошлину оплатила. Надо съездить забрать вещи.
— Одна не ходи.
Лиза пожала плечами.
— Найду варианты, не беспокойся.
Её легкомысленное отношение к предстоящей встрече с мужем меня слегка насторожило. Из комнаты раздалось кряхтение дочери, и я ринулась к ней, забыв обо всём. Лиза появилась на пороге вслед за мной.
— Юль, я пошла. Звони, если что.
— И ты не теряйся, — я мельком взглянула на погрустневшее лицо Лизы, — замок открой и дверью хлопни.
Машенька заплакала, и я, обругав себя последними словами, уместив дочь в слинге, переместилась на кухню делать детскую смесь. Наступило время кормления, к которому я не подготовилась из-за прихода Лизы. Непрерывно качая плачущую дочь, я развела смесь в кастрюльке, непослушными руками перелила её в бутылочку. Первое кормление, а я так безответственно подошла к нему.
Руки тряслись, когда поднесла соску к губам дочери. Камень свалился с души, когда моя рыбка принялась, причмокивая, беззубым ротиком тянуть смесь из бутылочки. Первое кормление хоть и началось скомкано, продолжилось абсолютным умиротворением при виде сосущего младенца. На головке дочери выступили капельки пота, так усердно она работала.
Экран телефона загорелся вызовом, звукового сигнала не было, потому что я его отключила. Звонила мама, видимо, с новыми напутствиями, как и что я должна делать. Перевернув мобильник, я постаралась отрешиться от мыслей о настойчивом вторжении матери с упрёками, наставлениями и рекомендациями. Я не буду кормить Машу, разговаривая по телефону. Никогда.
И в этот момент раздался звонок от входной двери. Меня нет ни для кого. Только землетрясение или пожар заставит меня открыть дверь.
— Юля, я знаю, ты дома.
От этого голоса пол под ногами покачнулся.
Этот человек осознанно вытирал об меня ноги, рушил моё самоуважение, самоутверждался за мой счёт, и теперь пришёл ко мне, чтобы что? Проникнуть в мою жизнь и снова танцевать на костях? Он убил всё то доброе и светлое, что я пыталась собирать из осколков его кратковременных приступов любви. Потерять себя, растворившись в другом, оказалось просто. Это как вступить в трясину и провалиться с головой. Выдержать собственную тревогу, беспомощность, страх одиночества гораздо сложнее.
— Юля, открой. Нам надо поговорить.
Внутренние диалоги с ним прописались в моей голове, я ловила воду решетом, уже понимая бесполезность каких либо слов. И ещё я боялась его. Он обладал какой-то гипнотической силой, завлекающей одинокую путницу блуждающими огоньками в болото.
— Я хочу видеть свою дочь. Ты одна не справишься. Я буду платить алименты.
Мобильник опять начал светиться. Атака пошла с двух сторон. Машенька не предала меня плачем, я выскользнула в спальню, прикрыв за собой дверь, оставив телефон на столе в кухне. Почувствовав, что я чуть восстановилась, эти двое как акулы рванули на запах крови.
Я держалась за дочь, как за спасательный круг. Руки перестали дрожать, когда я посмотрела на окно, в которое собиралась выйти. Все слова, сотрясающие воздух, бред. Мне не нужны алименты, не нужна так называемая поддержка матери. Просто забудьте обо мне, а я забуду о вас.
Сидя на кровати, я покачивала свою малышку, изучая цвет её ещё мутных глазок: то ли синие, то ли серые.
— Теперь мамочка будет с тобой, — шептала я дочери. Дотянулась одной рукой к книжкам — малышкам на прикроватной тумбочке. Раскрыла одну из них перед дочерью. — Смотри какие красивые картинки.