Утилизация (СИ)

Я почувствовала себя коброй, столько яда скопилось на языке. Меня внутри корёжило, так хотелось отыграться на Ирочке, и на всех равнодушных к моей боли. К Мойдодыру, как окрестили наш допотопный умывальник, я шла заплетающейся походкой, до сих пор дрожали ноги. Мыла руки, звеня штырьком, напряжённо ждала, когда девчонки уйдут в столовую. Они вышли из корпуса, никто даже не оглянулся по сторонам, я стала для них невидимкой. Меня отторгали из коллектива, как больные клетки из здорового организма.

Боль, которая поселилась во мне, жаждала причинить боль другим. Я хотела догнать девчонок и крикнуть, что Ирочка врёт, чтобы они поверили мне, поняли правильно, успокоили, пожалели меня, чёрт возьми. Во мне истерил, топал ногами, рыдал отвергнутый ребёнок.

И всё это из-за Лизы. Если бы Лиза была мне безразлична, я бы не слетела с катушек. Из-за неё меня вынесло в иллюзорную реальность, где полностью отключились мозги.

Она не виновата, но виновата: не дождалась, не подумала, ушла с Арнольдом, оставив открытую дверь. Из-за неё произошло то, что произошло.

Козёл отпущения был найден, я решительно зашагала в столовую. Девчонки сидели за столом, когда я вошла. Моё место с краю около Лизы, конечно же, никто не занял. Я опустилась на стул.

— Что так долго? Гречка уже остыла. — Лиза с улыбкой повернулась ко мне.

Я ответила ей непроницаемым, холодным взглядом.

— Задержалась.

— А мы с Арнольдом Анатольевичем рисовали, пока вы мылись.

Гнев, жрущий изнутри, требовал выхода.

— Я рада. Можно спокойно поесть?

Боковым зрением я уловила, как Лиза словно скукожилась на стуле, стиснула кружку в руке.

— Дорисовала пейзаж? — Спросила сидящая напротив Вика, дипломатично постаралась сгладить неприятное послевкусие после моих слов.

— Да, только…не совсем пейзаж. Я художественную школу окончила. Хотела дальше учиться на дизайнера.

— И что помешало? — Вика ободряюще улыбалась, не забывая работать вилкой.

Лиза пожала плечами.

— Влюбилась, вышла замуж, переехала в деревню, устроилась работать на птицефабрику. Надо было мужу дом помогать строить.

— И какая должность у тебя?

— Сортировщица птицы.

— Что ты там делаешь?

Вика вела с Лизой любезную беседу. От их тарахтения я злилась ещё сильней, с трудом глотая гречку с сухим минтаем. Лучше бы камбалы нажарили, а не самый дешевый минтай. Его ещё надо уметь готовить.

— Да, много чего. Например, в цехе смотрю, чтобы петухов по два килограмма не засунули в ящик, где по три кило. На самом деле, это особо никому не надо.

— Да, — протянула Вика, — интересно.

— Ничего интересного, но платят хорошо. А как дизайнер я дома реализуюсь.

Лиза развернула маленькую шоколадку (на тарелке лежала горка пятнадцати граммовых крошечных шоколадок), бросила смятую обёртку на стол. Я почувствовала себя таким же пустым фантиком, от которого осталась лишь внешняя оболочка. Лиза повернулась ко мне.

— Юль, налить чая? Я уже третью чашку допиваю.

Девчонки как по команде посмотрели на меня, не скрывая любопытства. Неприязненный взгляд Ирочки светился ожиданием, что я ещё вытворю. Ну, хотя бы не скучно им со мной.

— А ты своему мужу минет делаешь?

Градус напряжения за столом резко повысился. Лиза смутилась, порозовела.

— Ну, да.

— Ненавидишь это дело?

Лизе было неловко, но интерес, зажёгшийся в глазах собеседниц, толкнул её на откровения.

— Наоборот. Любимому человеку приятно это делать.

Лиза повернулась ко мне.

— А ты не делаешь, Юль?

— Не-а, меня тошнит, не могу себя пересилить, — посмотрела на Иру. — Не всем, знаете ли, дано.

За столом повисло тягостное молчание. Резко пропала заинтересованность в пикантной теме. На лица девчонок набежала тень, градус неприязни ко мне однозначно повысился, даже Вика нахмурилась. Я же почувствовала злобное удовлетворение. Гадюка внутри меня подняла голову, радостно зашипела.

Ну, что, Ирочка? Твой ход

Почти не сомневалась, что она ответит.

— Странно, судя по твоему лицу, я подумала, ты только что всем пятерым охранникам отсосала, включая Пашу.

Лиза, ища поддержки, растеряно взглянула на меня, на Иру, на девчонок. Все молчали. Как говорится, молчание — знак согласия.

— Ир, ты что? Зачем так про Юлю?

— Затем, что это правда. По ней всё сразу было видно.

Криво улыбаясь, я поигрывала вилкой в правой руке. В моей извращённой фантазии вилка уже летела Ире в глаз.

— Устами младенца глаголет истина. Ты права, дорогая, только бы слепой этого не увидел.

Мне вдруг стало легче, как будто ткнули иглой в надутый до предела шар, и он с тонким свистом начал выпускать воздух.

* * *

Из кухонной двери вышла женщина преклонных лет с короткой стрижкой в цветастом синем платье и красном фартуке. Несколько раздраженным тоном обратилась к нам.

— Девчонки, давайте быстрей. Вы задерживаете нас.

Последние минуты ужина прошли в гробовом молчании, все жаждали как можно быстрее покинуть столовую, убраться из давящей атмосферы ненависти, сотворённой мной. «Блюдо вечера» оказалось несъедобным. Девчонки похватали шоколадки, бутылки с водой на чайном столике и убежали.