– Он сказал, что всегда возвращается из пиццерии этой дорогой. Именно потому, что ему хочется немного прогуляться. Что-то вроде вечернего моциона. Вполне правдоподобно, вы не согласны?
– В такую погоду? – с нажимом повторил Калеб.
– Я бегаю в любую погоду, если позволяет время.
– Хм-м… Тот, кто подоспел ему на помощь, Дэвид Чапленд, застал Барнса лежащим на животе и держащим Амели за руки. Хотел ли он ее вытащить? Может, наоборот, избавиться от нее, когда ему помешали?
– А что с самим Чаплендом? – спросил Роберт. – Он тоже оказался в странном месте в странное время.
– Да, и он тоже… – Калеб обвел в кружок имя, записанное на листе бумаги. – Дэвид Чапленд. Руководит туристическим агентством – парусные туры по всей Европе. По его собственным словам, возвращался из гавани, где проверял, надежно ли пришвартованы лодки. Беспокоился из-за шторма. Лодки есть, проверено. Самого Чапленда в гавани никто не видел, но это неудивительно, с учетом обстоятельств. Чапленд пошел в гавань пешком, из дома на Си-Клифф-роуд. На машине рукой подать, а так…
– Чапленд выпил, потому что поначалу не собирался никуда ехать. Поэтому и пошел пешком.
– Слишком идеально все складывается, вы не находите?
– О чем вы? – не понял Роберт.
– Ну… по словам коллег, беседовавших с Чаплендом на месте, он не был особенно пьян. Две бутылки пива – это похоже на правду. Большинство людей сели бы за руль после двух бутылок пива, тем более с учетом небольшого расстояния и под проливным дождем.
– Два пива – тоже алкоголь. Он не хотел рисковать.
– Но почему в обратный путь он пустился по набережной? По верху, через парковую зону, разве не короче?
– Разница не такая большая, как он сам объяснил. И дорога вдоль моря приятнее. Некоторым оно нравится именно таким – темным, неспокойным, с высокими волнами… Чапленд моряк, не вижу здесь особой странности.
Калеб задумался. Очень может быть, Роберт прав, и он, Калеб, находит подозрительными безобидные привычки других людей только потому, что на их месте повел бы себя иначе. Тут, конечно, сыграла роль полнейшая непроницаемость преступления – ни единого просвета. Если, конечно, преступление вообще было.
– Ее кто-то толкнул, или же она прыгнула намеренно, – сказал он. – Там невозможно упасть случайно. Разве если влезть на стену и балансировать на парапете, чего ни один нормальный человек делать не станет.
Роберт развивал теорию несчастной любви:
– Эту неделю она провела точно не на улице. Значит, была с кем-то. Держу пари, с парнем. Родители, конечно, понятия о нем не имеют, но это обычное дело. Кончилось тем, что они поссорились, или она поняла, что он ее не любит, или что-нибудь еще в этом роде… В общем, она решила покончить собой и убежала. Прыгнула в море…
– …и тут же вцепилась в стену набережной?
– И в этом нет ничего удивительного, – продолжал Роберт. – Отключить инстинкт самосохранения не так просто. Вид черной ледяной воды привел ее в чувство.
– Возможно, – согласился Калеб.
Действительно, версия Роберта Стюарда выглядела правдоподобной. В таком случае никакой связи между Амели Голдсби и убитой Саскией Моррис не существовало, что значительно упрощало дело. Не было и серийного убийцы… И все же чем-то Калебу не нравился этот Алекс Барнс. Чувствовалось в нем что-то неприятное… расчетливость, что ли?
Все зависело от того, заговорит ли наконец Амели Голдсби.
Понедельник, 23 октября
Сырое, неприветливое утро. Почему октябрь вдруг стал таким темным, промозглым и… осенним? Почти как ноябрь.
Поначалу она поселилась у Кота. Она не знала его настоящего имени, Кот и Кот. Наверное, потому что у него было так много кошек.
Кот жил в подвале старого, развалившегося дома в центре города. На что – оставалось загадкой, но точно не работал. Однажды она спросила его об этом, и Кот рассмеялся. Посоветовал не задавать так много вопросов. Возможно, он воровал. Или продавал гашиш. Так или иначе, он его курил и даже экспериментировал с более сильными наркотиками.
Мэнди встретила его на уличном празднике, где была с друзьями. Потом поддерживала случайное знакомство в «Вотсаппе». Время от времени они договаривались где-нибудь встретиться, но обязательностью Кот не отличался. Иногда приходил, чаще – нет.
Мэнди часто жаловалась ему на свою семью, потому что это действительно было невыносимо. Мать – ходячая молния. Сестра уступчива до омерзения. Линн очень важен покой в доме, иногда Мэнди ее ненавидела.
Отец – пустое место. Слабак – самое мягкое, что можно сказать о нем. Вечно рот на замке, глаза в стол. Он молчал, когда мать на него кричала. Мэнди никогда не видела, чтобы он сопротивлялся. Похоже, просто не знал, как это делается. Только и умел, что пожимать плечами и ждать, когда стихнет буря.
История с чайником стала последней каплей. Мэнди понимала, что спровоцировала мать. Просто вдруг захотелось скандала, и мать идеально подходила в качестве объекта нападения. С Линн и папой поссориться невозможно. Другое дело – с матерью, с ней можно схлестнуться насмерть. Мэнди побаивалась ее, но и уважала больше остальных.