Утехи и дни

— Ну, так вот, я должна тебе сказать, что немного заинтересована, вернее — очень заинтересована в том, чтобы познакомиться с ним и встречаться не ради себя, а ради других. Причину, по всей вероятности, мне разрешат рассказать тебе не раньше, чем через месяц (в течение этого месяца она вместе с ним поддерживала бы эту ложь, для того чтобы не быть разоблаченной, и мысль, что только они двое знали бы об этой тайне, казалась ей сладкой). Я прошу тебя, устрой мне это, потому что сезон уже окончился и я не смогу с ним познакомиться.

Тесная дружба, столь облагораживающая, если она искренна, охраняла Женевьеву (как и Франсуазу) от любопытства — этого гнусного наслаждения большинства светских людей. Поэтому и Женевьеве ни на минуту не пришла в голову мысль расспрашивать свою подругу, и она принялась искать подходящего случая, всем сердцем желая найти его и сердясь на неудачу.

— Как жалко, что госпожа д'А… уехала! Правда, есть де Грумелло, но, в конце концов, это ничего не устраивает. Что я скажу ему? О, мне пришла в голову мысль! Де Лалеанд играет на виолончели, правда, довольно плохо, но это ничего не значит. Господин де Грумелло восхищается его игрой, а к тому же он так глуп и будет рад доставить тебе удовольствие. Но только одно меня останавливает: после того как ты всегда сторонилась де Грумелло, едва ли можно будет держать себя, как раньше, воспользовавшись его услугами. А с другой стороны — ты не захочешь пригласить его.

Но Франсуаза, покраснев от радости, воскликнула:

— Это неважно, если это нужно, я приглашу к себе всех разночинцев Парижа! О! Устрой это поскорей, моя маленькая Женевьева! Какая ты милая!

И Женевьева написала следующее:

«Вы знаете, мсье, что я всегда ищу случая доставить удовольствие моей подруге — г-же де Брейв, с которой вам, конечно, уже приходилось встречаться. Несколько раз, когда наш разговор касался игры на виолончели, она высказывала сожаление по поводу того, что ей ни разу не удалось услышать вашего близкого друга де Лалеанда. Не можете ли вы попросить его сыграть ради нее и ради меня? Теперь, когда нет больше балов, это не слишком затруднит вас и будет чрезвычайно любезно с вашей стороны.

С наилучшими пожеланиями

Алериувр Бюивр».

— Немедленно отнесите это письмо к де Грумелло, — сказала лакею Франсуаза. — Ответа не ждите, но попросите передать письмо при вас же.

На другой день Женевьева приказала отнести г-же де Брейв следующий ответ от Грумелло:

«Мадам,

Я был бы чрезмерно счастлив пойти навстречу вашему желанию и желанию г-жи де Брейв; я знаком с нею немного и питаю к ней живейшую и почтительнейшую симпатию. Я в отчаянии, что по несчастной случайности, всего два дня назад, г-н де Лалеанд уехал в Биарриц, где, увы, пробудет несколько месяцев.

Соблаговолите принять мои наилучшие пожелания

Грумелло».

Побледневшая Франсуаза бросилась к двери, чтобы запереть ее на ключ. Она едва успела это сделать. Рыдания уже подступили к горлу. До сих пор мысли ее были заняты измышлением романтических возможностей встреч и знакомства с ним; уверенная в том, что при малейшем желании она сможет воспользоваться этими возможностями, она жила этим желанием и этой надеждой, быть может, не отдавая себе в этом отчета. Но это желание вросло в ее сердце тысячью невидимых корней, пустивших ростки в ее самые сокровенные предощущения счастья и печали. И вот теперь это желание вырывали с корнем для того, чтобы обречь его на гибель. Она почувствовала, что душа ее растерзана, и вдруг, сквозь внезапно прояснившуюся ложь, увидела в глубине своей печали свою любовь.

IV