Усы, лапы, два хвоста (СИ)

Тимофей Печёрин Усы, лапы, два хвоста

1. Бандит

Пригибаясь к земле, почти скрытый окружавшими его кустами и травой, Бандит осторожно пробирался через заросли. Один едва слышный шаг, другой, третий. А все вместе — неспешное, но в то же время стремительное скольжение. Небольшое пушистое тело Бандита словно перетекало с места на место.

Так могло показаться со стороны… заметь его кто, разумеется. Но Бандит умел оставаться незамеченным. Точнее, поневоле научился. На собственном горьком опыте узнав, что те, кто могут его обнаружить, необязательно захотят ему что-нибудь бескорыстно дать. А вот навредить — запросто. Причем без особых причин. И человеки в этом смысле порой давали сто очков форы четвероногим.

На секунду Бандит остановился, прислушиваясь. Остроконечные уши-радары подвигались, ловя малейшие звуки. А мозг на ходу вычленял из них те, что сообщали о близкой опасности. Ну или о присутствии опять же поблизости чего-то или кого-то, пригодного в пищу. Последний пункт казался в этот раз Бандиту даже важнее, ведь он не ел весь день. И изрядно нагулял аппетит.

Увы, пока порадовать его судьбе и собственному слуху было нечем. Тонкий слух уловил деловитое жужжание шмеля, затем шорох листьев, по которым прогулялся ветер. Не то, все не то!

Вдобавок, за ближайшим забором обменивались любезностями собратья Бандита. Из числа домашних котов, привезенных на лето дачниками.

Обменивались любезностями — именно так! Не было здесь никакой иронии и фигуры речи. Избавленные от угрозы умереть с голоду или замерзнуть насмерть, вообще от необходимости каждую секунду бороться за собственное существование, эти избалованные комья меха могли позволить себе тратить время на всякую чепуху. Например, на долгое, почти показательное умывание. Или на взаимное расшаркивание. Действительно позволяли себе быть любезными, даже с недругом-соперником. По крайней мере, на первых порах. Например, так:

— Сударь! Не будете ли вы добры покинуть это место, и впредь более не нарушать границ моих охотничьих угодий!

А в ответ:

— Тысяча извинений, достопочтенный Барсик! Но, сраженный когтем Амура, я намедни назначил здесь свидание одной голубоглазой красотке сиамской породы. Не далече, как под этим деревом. Моя честь не позволяет мне обмануть даму…

И все в таком духе.

И пусть рано или поздно кто-то из них произнесет роковую фразу — «в таком случае, сударь, вызываю вас на дуэль» — да немедленно перейдет к вышеназванной дуэли, происходило это на взгляд Бандита, скорее, поздно, чем рано. Ибо слишком много эти Васьки и Барсики, человеками пригретые, пускали на ветер и времени, и слов.

Первое было бесценно для тех, кто хочет выжить и не заморачивается над тем, чтобы красиво выглядеть. Второе же имело значение только для самих пушистых дуэлянтов. Все та же пресловутая красивость, этакий фетиш домашних котов. Красивость, в данном случае не замечаемая даже человеками, не то считавшими себя их хозяевами, не то бывшими у Барсиков и Васек в услужении.

Как бы то ни было, но для слабых человечьих ушей любые переговоры между котами воспринимались как злобный воинственный ор — и только. Бандит сам слышал краешком уха, как один человек сказал другому… точнее, другой, своей человечьей самке: «опять коты разорались». Хотя Бандит мог бы дать кончик хвоста на отсечение, что на тот момент беседа очередных потенциальных дуэлянтов еще не перешла на повышенные тона. Оставаясь недружелюбной, но вежливой.

А на отсечение Бандит, будь его воля, отдал бы кончик хвоста, любого из тех Васек-Барсиков — но не собственного, разумеется. Потому как был бродягой, но не идиотом.

Пережив с грехом пополам одну зиму на подножном корму да перебегая от одного убежища к другому, он мог считать себя везучим. Пережив две зимы — смышленым малым. А после третьей такой зимы превратился в совсем другое существо, столь же чуждое Барсикам и Васькам, как чужд кружащий высоко над землею сокол комнатной пташке вроде канарейки или волнистого попугайчика.

Домашние собратья могли свысока смотреть на заботящихся о них человеков. И в то же время зависели от них. А осознавая этот факт — стараться им понравиться. Ластились, выпрашивая угощение. Мурлыкали, позволяя себя трогать или даже таскать с места на место как мама-кошка перетаскивает еще беспомощных котят. Детство вспоминали, не иначе. А еще с гордостью носили дурацкие клички, человеками им данные. Некоторые даже на эти прозвища отзывались.

Бандит был совсем не таков. Начать с того, что не имея няньки-человека, он и кличкой был обделен. В том смысле, что никто его не звал — некому, так что «Бандит» в его случае было не то же самое, что «Барсик» для одного из давешних невольников чести. Просто однажды он, позабыв ненадолго про осторожность, дал себя обнаружить одному любопытному человеку.