Устройство «Пандора»

Комната выглядела точно так же, как и вчера, с той лишь разницей, что все выдвижные ящики валялись, опустошенные, на полу. Похоже, тот, кто шарахнул меня по башке, подверг номер беглому осмотру. Может быть, он все-таки упустил что-нибудь из виду?

Я оказался прав. В столе обнаружились пустой спичечный конвертик и две скрепки для бумаг. В платяном шкафу я нашел черный носок. В туалете валялась пустая пивная бутылка. Будь на моем месте Холмс, он бы счел этот номер кладезем улик. Я же только зря угробил время.

Я опустился на карачки, заглянул под кровать… И уловил слабый аромат. Запустил пятерню, пошарил в пыли и нащупал что-то мягкое, гладкое… Шелковый шарф ярко-фиолетового цвета. Это от него исходил запах дешевых духов из универмага. Судя по запаху, шарф не так уж долго провалялся под кроватью.

Я затолкал его в карман и побрел к себе в офис.

Полковник, мой наставник в ремесле частного сыска, когда-то сказал, что лучшее средство от шишек — двойной бурбон с большим количеством льда. Разумеется, бурбон — внутрь, а лед — наружу. Претерпев сию целебную процедуру, я откинулся на спинку кресла и попытался рассуждать здраво. Кто на меня напал и по какой причине? Впрочем, кто бы это ни был, он потрудился на славу. Я было спросил себя, не поискать ли в гостинице, но затем рассудил: тот, кому хватило сноровки вырубить меня на добрые шестнадцать часов, не такой лопух, чтобы сейчас маячить на виду.

Я вынул шарф и подверг его тщательному осмотру. Ни ярлычка, ни монограммы. Вообще никаких следов. Напрашивалась гипотеза, что шарф принадлежал женщине, но мне уже случалось ошибаться. Как бы то ни было, я позволил себе ободряющую мысль: обнаружив хозяина шарфа, я нападу на след Мэллоя. Как это сделать — вот вопрос.

Потолковать с Нило? Он помнит всех женщин, приходящих в «Ритц», но вряд ли замечает, что они носят на шее. Правда, у шарфа запоминающийся запах, и это, пожалуй, еще мягко сказано. К сожалению, такие духи можно приобрести в любом захудалом универмаге.

Я вновь осмотрел шарф. Чересчур яркий, прямо-таки ядовитый фиолетовый цвет, такой не может не привлекать внимания. Может, обратиться за помощью к Челси? По части женского тряпья она всегда была дока…

Я бросил совершенно ненужный взгляд на часы. Она меня прикончит! Ни за что не поверит, что я весь ужин провалялся в отключке.

Я вскочил со стула, задел край стола, ушиб бедро, а главное, потерял и без того зыбкое равновесие. В падении я стукнулся лбом о край мусорной корзины, извернулся штопором и треснулся затылком о дощатый пол. Дожидаясь, когда перестанет вращаться комната, я подумал: «По крайней мере, теперь будет легче убедить Челси, что на меня напали».

С неимоверным трудом я поднялся на ноги, вышел из номера и спустился на улицу. Надо же, совсем забыл, что сейчас середина дня. Чендлер-авеню наводила на мысли о городе призраков. В это время года и суток датчики радиации зашкаливали. А Челси откроет газетный киоск не раньше семи вечера. Наверное, она сейчас дома, спит.

Мой, взгляд прогулялся туда-сюда по улице. Закрыт даже ресторанчик «С пылу, с жару». И тут моих ушей коснулись тихие звуки пианино.

Блюз доносился из переулка, что отделял «Ритц» от «Фуксии Фламинго». Клуб «Фуксия Фламинго» открылся совсем недавно в здании бывшей «Бижутерии». Козырек над входом был украшен многообещающей вывеской: «Сегодня вечером! Страсть прелестницы Люси! Не пропустите!» Я прошел доконца переулка. Дверь клуба была распахнута настежь. Я шагнул в сумрак и прохладу.

Едва мои глаза привыкли к темноте, я различил широкую спину, сгорбленную над кабинетным роялем. Пианист играл небрежно, но с душой. Мне еще ни разу не доводилось посещать «Фуксию Фламинго» — прежде всего, по вине большого вступительного взноса. Я обвел взглядом темный зал. Общее впечатление было сложным. Дизайн на грани между эклектикой и безвкусицей — этакая помесь мифологии народа майя с лас-вегасским вампом, и все это — в пастельных отсветах неона. Но кто-то явно любил это местечко и охотно вкладывал в него свою душу и сердце, а не только бамбук и керамику.

Я приблизился к роялю «ларсен» и широкоплечему джентльмену. Пианист чуть повернул голову и произнес:

— Прости, Эмили, не хотел тебя будить. Если мешаю, только скажи, враз заткнусь.

Затем унылый мутант с огромными усищами развернул всю свою тушу и с поразительным равнодушием оглядел меня с ног до головы. Принимать меня за Эмили было уже невозможно. Он встал — просто великан.

— У нас закрыто. — Примерно таким тоном судья выражает интерес к последнему слову обвиняемого.

Я, разумеется, выдал дежурную улыбку, которая говорила: «Как делишки? Я — Тэкс! Ты ковбой, и я ковбой. Давай дружить». А вслух произнес:

— Да, я знаю. Просто иду мимо, гляжу, дверь нараспашку. Дай, думаю, сунусь. Слышал, как ты на пианино лабаешь. Классный музончик.