В конце концов, неизвестный некто не пожалел трудов, дабы заслать меня в Канаду и продержать здесь целых шесть месяцев. Затем я, должно быть, сглупил. Ошибся. Ибо едва ли агенту велели преднамеренно искупаться в проливе Гекаты, заработав при этом жестокую амнезию.
Меня смутно беспокоило ощущение, что пострадала профессиональная гордость — какой бы ни была настоящая моя профессия. Сейчас наличествовал выбор: либо завершить глупость, учинив потасовку и удрав быстрее лани подальше от хорошенькой, лживой, коварной неумехи и ее хромированной «Астры» — либо повиноваться, двинуться туда, куда скажут, и постараться хоть чуток прояснить истинное положение вещей.
Девица, в сущности, была самой крепкой веревочкой, привязывавшей меня к прошлому. Все говорило о том, что я напропалую старался познакомиться с нею. А Китти вряд ли причинила себе столько ненужных, лишних хлопот, чтобы попросту прикончить Мэддена-Хелма.
Ускользнув от нее, упустив случай разузнать, в чем же, собственно, дело, я впоследствии неизбежно уподобился бы слепцу, ощупью разыскивающему в громадной библиотеке книгу, которую все равно прочесть не сумеет.
В глазах Китти промелькнуло внезапное опасение.
— Поль, не вздумай! Не делай ничего... опрометчивого. Пожалуйста!
Просьба чуток запоздала. Я уже сам решил вести себя смирно.
— Парадом командуешь ты, милочка, — сообщил покорный слуга, совершенно успокаиваясь. — Как насчет церемониального марша горных лососей? Китти неподдельно обиделась:
— Не надо! — попросила она. — Пожалуйста, не язви! Ты... ты не понимаешь! Тебе не желают худого. Просто... просто задержат ненадолго, спрячут — ради твоего собственного блага. Твоего здоровья! Пожалуйста, постарайся понять!
Я подметил, что и голос, и дуло «Астры» заметно понизились. Безусловно, таксист не числился сообщником. Он лавировал в густом автомобильном потоке, ни сном ни духом не подозревая о разыгрывающейся за спиною драме — точнее, мелодраме. Наконец, водитель свернул в узкую боковую улицу, стиснутую двумя высоченными домами, затормозил у черного входа в гостиницу. Ливрейный привратник — настоящего швейцара черному ходу не полагается — шагнул вперед, приветствовал прибывших, пособил покинуть машину и вытащить из багажника немудреные наши пожитки.
Спутница предусмотрительно держалась у меня за спиной. «Астра» до поры до времени исчезла из виду, но правая рука девушки отчего-то копалась в открытом ридикюле...
— Уплати этому славному шоферу, дорогой! — сказала Китти. Я избавился от нескольких канадских банкнот, совершенно просохших, однако вовсе не ставших новее и глаже после недавних морских купаний. Равно как и остальное содержимое бумажника. Таксист недовольно хмыкнул. Привратник принял скромные чаевые не моргнув глазом.
— Давай-ка сперва зайдем пропустим по коктейлю, милый, — предложила Китти. — Домой добираться неблизко.
Последняя фраза предназначалась, разумеется, для общественного потребления.
Когда мы очутились в просторном, старомодном вестибюле, девушка произнесла:
— Теперь, пожалуйста, шагай прямиком к парадной двери.
Мы прошествовали мимо портье и постояльцев, разместившихся по диванам и креслам. Я невольно ежился, благодаря Бога и оружейных мастеров за то, что «Астра» — самовзводный пистолет и при опущенном курке требует сильного, сравнительно долгого нажима на гашетку, чтобы выпустить первую пулю. Китти, вероятно, слабо и смутно представляла, как управляться со внушительным девятимиллиметровым стволом — а это, с огнестрельной точки зрения, делало девицу вдвое опаснее любого закаленного и хладнокровного конвоира.
— На улицу, и до тротуарной бровки, — указала Китти.
Взглянув искоса, я удостоверился, что лицо ее побледнело от волнения и покрылось испариной. Это не вызвало у вашего покорного слуги ни малейшей радости. Китти вполне могла непроизвольно, с бухты-барахты отправить меня к праотцам и потом закатить великую покаянную истерику. Держа в обеих руках сумку и чемодан, я с преднамеренной, нарочитой неловкостью оттиснул дверь плечом, дабы спутница убедилась в моей временной полуникчемности.
Мы очутились на широкой оживленной улице. Точно по сигналу, рядом с нами остановился подкативший черный мерседес. Темноволосый, мускулистый субъект выбрался наружу. Его потертый, поношенный костюм и джемпер-"водолазка" выглядели почти неприлично для обладателя колымаги ценою пятнадцать тысяч. Правая рука тонула в кармане пиджака.
— На переднее сиденье, мисс! — возвестил субъект. — Живее, мы препятствуем движению! А ты швыряй пожитки на пол и забирайся ко мне!
Спустя мгновение мы устремлялись прочь. Темноволосый, расположившийся бок о бок со мною, рассеянно извлек револьвер — курносый кольт — и поиграл им, словно стремился вызвать у соседа умеренное любопытство.