Медсестра на посту сообщила, что отец по-прежнему находился в реанимации. Меня долго отказывались к нему пропускать, но я сорвала, что беременна и мне нельзя волноваться, и медсестра сжалилась надо мной, выдала халат и бахилы, окинула тёплым взглядом, от чего я сильнее прежнего ощутила себя одинокой и беспомощной. Я вошла в палату, бесшумно ступая ногами по полу, а сердце так сильно стучало в груди, и мне казалось, что эхо от ударов разносилось по всему этажу. Отец спал, но когда я присела на стул возле его кровати, открыл глаза.
— Дочка, только не говори, что ты сорвалась с отпуска… — тихим и слабым голосом проговорил отец.
Я окинула взглядом все трубки и провода, которыми он был обмотан и сердце снова болезненно сжалось от страха. Так больно видеть близкого и любимого человека в таком состоянии. И страшно, безумно страшно, что его жизнь могла оборваться, пока я была от него так далеко…
На глазах выступили слезы, а я бросилась к отцу, сжимая его ладонь, хотя еще в машине дала себе обещание не плакать. Но роднее его у меня больше никого и не было. И воспоминания, словно назойливые мухи одно за другим мелькали перед глазами и нагоняли и без того большей грусти.
— Пап, ты меня так напугал, — всхлипнула я.
Я ещё не говорила с лечащим врачом, но видела блеск в глазах отца и улыбку, какой он улыбался только мне и понимала, что ничего страшного с ним больше не случится. Папа будет жить. Сейчас немного подлечат его сердечко и все будет как прежде.
— Все хорошо, дочка. Тётя Люся позвонила тебе, да? И сорвала с отдыха? А я говорил напрасно ты поручаешь меня этой женщине…
— Папа, эта женщина очень нам помогает, и если бы не она, я так и оставалась в неведении, что с тобой случилось несчастье и ты бы все это время был один. Разве ты бы не примчался ко мне, узнав, что со мной приключалась беда?
— Ох, Яна, ты ещё такая у меня малышка, — отец похлопал по меня по руке своей шершавой ладонью.
— Ничего себе малышка. Вон за плечами уже сколько всего и… — осеклась, опуская слова про развод, но отец и так понял, что я имела в виду, и его лицо сделалось темным и грустным.
Он как и любой любящий и заботливый родитель хотел для своего ребёнка лучшей жизни. Но лучше не получилось, поэтому он расстраивался. И я знала, что втайне считал нас обоих с Денисом виноватыми в разводе. Много раз я слышала от него, что брак это союз партнеров, а если он распадался, то получается, что и любви между людьми не было. Пусть так. Мне уже и в самом деле казалось, что я никогда не любила Дениса. Привязанность, уважение, влюблённость, но не любовь. Может быть та и была, но только разве она уходит бесследно? А у меня внутри полный штиль и чувство, будто его никогда и не было в моей жизни. Даже сожаления не осталось.
— Я немного здесь полежу и скоро вернусь домой. А ты, давай, не переживай, — отец сжал мою руку.
— Хорошо, — я поднялась со стула.
Мне не хотелось уходить от отца и возвращаться в пустую квартиру. На душе скребли кошки и мне было очень тревожно за единственного родного человека. Уже когда вышла из палаты, остановилась в коридоре, прислонилась спиной к холодной стене и стояла так какое-то время, не в состоянии взять эмоции под контроль. Ничего не могла поделать с этим страхом. Но если потеряю ещё одного важного и дорогого человека… не знаю как это все переживу.
Я вернулась на пост и спросила у медсестры, где могу найти лечащего врача отца, чтобы узнать, как обстояли его дела, раз сам он ничего мне говорить не захотел. Голубева Виктора Сергеевича я нашла в своём кабинете, этажом ниже. Постучалась в дверь и заглянула внутрь. Мужчина сидел в кресле и заполнял документы. Поднял лицо, и встретившись со мной серьезным и сосредоточенным взглядом, вопросительно изогнул брови.
Я же ощущала себя такой слабой в эту минуту, а от увиденной картинки, там, в реанимации, хотелось все время плакать. Возможно, мой вид оставлял желать лучшего, потому что доктор вместо приветствия, поднялся из-за стола и спросил:
— Вам плохо?
— Нет-нет, — заверила я мужчину. — Разрешите? — слабо подняла уголки губ.
Но совсем мне было не до улыбок.
— Да, конечно, — он тут же опустился обратно в кресло.
— Я Демидова Яна Александровна. Мой отец лежит в реанимации — Александр Демидов.
— Да, Александр… Поступил два дня назад. Присаживайтесь, — мужчина средних лет указал рукой на стул. Его глаза смотрели на меня с неким участием, и я почувствовала себя немного увереннее.
— Скажите, он… с ним… — ладони сделались влажными от волнения.
— Пока наблюдаем за его состоянием. Для поколения старше пятидесяти лет ишемическая болезнь сердца распространенная патология. У вашего отца случился инфаркт. Пока ему назначена терапия медицинскими препаратами, но если она не принесёт ожидаемых результатов, мы назначим плановую операцию, сделаем шунтирование и думаю, что это избавит его от последующего повторения подобного рода случаев.
— Операция? На сердце? — потрясенно прошептала я.
— Шунтирование. Оно будет необходимо, если… Яна Александровна? — в голосе мужчины послышалось беспокойство.