Устами Буниных. Том 1. 1881-1920

При „Пролеткульте“ издаются журналы „Горн“ и „Гудки“. При художественной секции выставляются рисунки пролетарских художников — очень недурные. Есть секция театральная, музыкальная и др. Отделения „Пролеткульта“ имеются во многих районах. Кроме того, имеется много рабочих клубов, где устраиваются вечера, лекции, танцы и т. д. Театров теперь в Москве насчитывается более сорока. Масса художественных выставок, лекций, митингов, концертов, на которых постоянно выступают лучшие артистические силы: Нежданова, Гельнер, Южин, Качалов и пр. Энергичное участие принимает Коган.

Существует здесь союз Советских журналистов с разными секциями. Наш „Союз журналистов“, как и „Общество деятелей периодической печати“ замерло. Зато возник „Союз Писателей“, в который вошли лучшие литературные, журнальные и научные силы. Председателем состоял раньше Гершензон, а теперь Бальтрушайтис. „Союз“ оказывает многочисленные услуги. Все мы зачислены в I-ую категорию, имеем охранные грамоты на помещение, получаем по дешевой цене муку (по два с половиной пуда за 100 р.), картофель и др. продукты. „Союз“ тоже разбит на секции (литературную, историко-литературную, философскую, общественно-историческую и др.) Советская власть относится с сочувствием и покровительствует „Союзу“.

Во всех советских учреждениях работает масса интеллигенции. Кооперативные учреждения, находящиеся теперь под контролем советской власти, также заполнены интеллигенцией. Много устраивается теперь всевозможных съездов: в одном из них, статистическом, — бывал и я. […] Я надеюсь получить какую-нибудь домашнюю статистическую работу.

Как всегда к концу сезона, чувствуется утомление, хотелось бы отдохнуть где-либо. Будущая зима страшит особенно. […]»

[Одесские записи Ивана Алексеевича Бунина начинаются со странички, на которой сбоку синим карандашом написано «1919» и продолжается начатая прежде фраза, даты нет.]

[…] Часто теперь, читая какую-нибудь книгу, останавливаюсь и дико смотрю перед собой, — так оглушила, залилала [вероятно, залила. — М. Г.], все затмила низость человеческого слова и так дико вспоминать, на минуту выплывая из этого моря, что существовало и, может быть, где-нибудь еще существует прежнеечеловеческое слово!

4 ч. Гулял, дождя нет, пышная зелень, тепло, но без солнца. На столбах огромн[ые] афиши: «В зале пролеткульта грандиозный Абитур-спектакль-бал…» — После спектакля «призы»: 1) за маленькую изящн[ую] ножку, 2) за самые красивые глаза, киоски в стиле «модерн», «в пользу безработных спекулянтов», губки и ножки целовать в закрытом киоске, красный кабачек, шалости электричества, катильон, серпантин и т. д. 2 оркестра воен[ной] музыки, усиленная охрана, свет обеспечен, разъезд в 6 ч. по старому времени… Хозяйка вечера супруга командующего 3-й советской Армией Марфа Яковлевна Худякова. Прибавьте к этому новую орфографию.

25 мая / 7 июня

Прочел «Знамя» и 1 № «Советск. власти», орган одес[ского] Совдепа, долженствующ[ий], по-видимому, заменить собою «Голос красноарм[ейца]», который уже давно не виден в городе, отправл[ен], как говорят, «на фронт». Все то же! Все «ликвидация григорьевских банд» и «разрастающаяся» во всем мире революц[ия], - между прочим крупно напечат[ано] сообщ[ение] о большевистск[ом] восстании в Турции. […]

Вчера весь вечер дождь, настроение оч[ень] тяжкое. Дождь и ночью, льет и сейчас.

В «Сов[етской] вл[асти]» две каррикатуры; несомненно Минского. До содрогания, до тошноты гнусно. […]

26 мая / 8 июня

«Знамя борьбы» на половину занято Марьяшем. «Проф[ессиональный] союз пекарей извещает о трагическ[ой] смерти стойкого борца за царство социализма…» И еще неск[олько] таких же объявлений; некрологи, заметки: «Ушел еще один… Не стало Марьяша… Стойкий, сильный, светлый…» и т. д. […]

Затем идет смехотв[орное] известие о том, что «приморские города вблизи Дарданелл заняты турецк[ими] коммунистами, которые принимают меры к закрытию Дард[анелльского] пролива», сообщение […], что «на Галицию идет огромная польская сила с Петлюрой в авангарде» (я говорил, что Петлюра вынырнет!) […]

В полдень телефон из Сергиевск[ого] училища: приехал из Москвы Личкус, сообщил Вере, что у Мити Муромцева ²⁷тронуты верхушки легких и миокардит. Вера заплакала, оч[ень] расстроена. […]

[После этой записи следует перерыв почти в 2 месяца. Возвращаюсь к записям Веры Николаевны:]

30 [мая] / 12 июня.

Последнее время столько неприятностей, всяких вестей от наших, что я не была в состоянии взяться за перо. […]

За эти дни были на именинах. Мы радовались, как в детстве. Дом хлебосольный с еще несъеденными запасами, — будут пироги, торты, — думали и говорили мы. Собрались рано, ведь поздно оставаться нельзя. […] Прошли весь город, через парк, который весь усеян красноармейцами с их дамами, лежат на траве в обнимку, сидят на скамьях. […]