Уснувший пассажир

– А договор? – напомнил Шарапов.

– В силе, – успокоил его Смирнов, извлек из кармана револьвер и, быстро разрядив, вместе с платком вручил Шарапову. Крикнул: – Мусалим!

Тотчас явился Мусалим, увидел Шарапова с револьвером, опешил и спросил не по уставу:

– Чего это он?

– Оружие мне чистит, – объяснил Смирнов. – Командира позови.

Мусалим поспешно выскочил. Смирнов нагнулся, из командирской сумки вытащил кейс и, поворачивая, чтобы со всех сторон Шарапову его было видно, показал:

– Этот груз?

– Этот, – признал пораженный Шарапов.

Разом исчезло лихорадочное ликование от догадки, от подтверждения догадки, от собственного всезнания, от предощущения своей победы. Догадка о том, что уже свершилось, а не о том, что должно свершиться. Всезнание, приобретенное кулаком и провокацией. Победа при двух трупах.

Правы осуждающие спины удаляющихся от него рокеров? Он машина? Он робот? Он мент?

В сопровождении Мусалима вошел недовольный всем командир и спросил без добра:

– Что надо?

– Мне в самолет надо. Вместе с тобой. Только выйдем поодиночке. Ты первый. Я через паузу следом.

…Галина Георгиевна видела, как Смирнов навестил сомнительную группу в углу, похлопал по ватному плечу одного из этой группы, послушал, что говорят ватники, почесал затылок, потрогал себя за нос, обернулся, увидел ее и направился к ней.

Подошел, спросил небрежно и непонятно:

– Как дела, Галина Георгиевна? Успокоились? Или еще выпить надо?

– Здесь успокоишься, – заметила Галина Георгиевна. – А насчет выпить… Я пришла к выводу, что выпивать вообще не следует.

– Вы как Лигачев! – мрачно похвалил ее Смирнов и вышел на воздух.

Командира он нагнал уже у трапа.

– Обожди. – Достал пачку «Уинстона». – Здесь покурим.

– Кури, – согласился командир.

Смирнов прикурил, сделал первую затяжку и спросил между прочим:

– Ты вооружен, Сергеич?

– По инструкции вооружены все члены экипажа, кроме бортпроводниц.

– Будь добр, отдай мне твою машинку.

– Зачем тебе мой пистолет?

– Чтобы я не нервничал, Сергеич.

– Если ты такой нервный… – командир вытянул из-под мышки табельный ПМ, на секунду задержал в ладони и протянул Смирнову, – то держи.

Смирнов сунул пистолет в боковой карман, затянулся два раза поспешно, бросил окурок:

– Пошли в самолет.

25

Они поднялись по трапу и вошли в салон. Почувствовав себя дома, командир вольно плюхнулся в первое попавшееся кресло и безапелляционно пригласил:

– Садись. – Подождал, пока усядется Смирнов. – Что тебе здесь нужно?

– Мне необходимо обыскать личный багаж членов экипажа.

– И мой? – с угрозой спросил командир.

– И твой. С твоего и начнем. Чтобы приличнее выглядело.

– Твое право, – командир встал.

Жалко, конечно, парня. Летал со всеми, наверное, не первый год, одних любил, других терпел, но со всеми свыкся, к каждому привык – свои. А он, Смирнов, чужак. И сейчас чужак должен раз и навсегда прихлопнуть понимание с полуслова, привычные милые шутки, Общие посиделки в аэропортовских гостиницах, удобство общей притертости и покой совместного бытия. Сейчас Смирнов одним словом обязан все перевернуть и сделать так, что все эти люди уже никогда не смогут быть вместе.

Они миновали туристский класс, вошли в первый. Командир шел, как истукан, глядя перед собой. Не желал видеть покойника. А Смирнов посмотрел и понял:

– Скоро пованивать начнет.

Командир резко развернулся, ощерился и, в ярости не зная, что сказать, заспотыкался:

– Ты… Ты… Ты…

– А что – я? Я обо всех нас беспокоюсь. Нам в этом самолете лететь.

В служебном помещении командир отдернул занавеску, за которой были заполненные разнообразными сумками и чемоданами полки. Разрешил:

– Шуруй. Мои вон те три пластиковых пакета. Я в них все из сумки переложил.

Три этих пакета Смирнов не стал трогать. Вздохнув, он снял с верхней полки первую слева сумку. Любил систему, действовал по ней. То, чем он занимался, нельзя было считать обыском. Скорее – осмотром. Раскрывал, заглядывал внутрь, чуть прижимал содержимое ладонью и, скоренько закрыв, брался за следующее вместилище походного летчицкого добра.

– Что ищешь? – не выдержал командир.

– То, чего здесь наверняка нет, – непонятно ответил Смирнов и затянул последнюю молнию-застежку. На весь шмон пять минут, не более. Задвинув сумку на нижнюю полку и сказал: – Поговорить с тобой хочу.

Они вновь пристроились на тех местах, где сидели пять минут назад. Командир глянул в иллюминатор, за которым начинались незаметные сумерки, констатировал без эмоций:

– Вот и день пвошел.

– Вот и день прошел.

– Почему мы здесь сели, Сергеич?

– Потому что забарахлил двигатель.

– А если я скажу, что наш самолет здесь кое-кто ждал, ты очень удивишься?

– Очень.

– Теперь чисто технический момент. Можно сделать так, чтобы двигатель забарахлил в определенное время и там, откуда осуществить вынужденную посадку можно только на этом аэродроме?

– Я не технарь. Но, наверное, можно. Сделать или сымитировать.

– Ты когда-нибудь садился здесь?

– Нет. Но о здешней полосе наслышан.

– От кого?

– Да уж и не помню, Многие летчики ее знают.

– Не изображай из себя целку, Сергеич. Кто из твоего экипажа служил здесь на местных линиях?

– Второй пилот.