Во-первых, конечно же, сыграл свою роль организационный талант атамана. В том, что Григорий Иванович умел блестяще планировать операции, сомневаться не приходится.
Во-вторых, нельзя не учитывать некоторые национальные особенности молдавского крестьянства. Об этом чуть подробнее.
Дело в том, что когда турки завоевали в XV веке дунайские княжества, в том числе Молдову, партизанская война местных жителей продолжалась очень и очень долго. В конце концов антитурецкие повстанцы (так называемые гайдуки) выродились в самых обыкновенных грабителей без каких-либо политических идей, но по инерции продолжали пользоваться симпатиями мирного населения как защитники народа от притеснений турецких чиновников.
К XX веку гайдуков, понятно, уже не осталось, но память о них была достаточно свежа, они оставались идеализированными и сугубо положительными героями народного фольклора: песен, сказаний и т. д. и т. п. К примеру, великорусские крестьяне не были своей исторической памятью предрасположены к сочувствию и помощи шайкам лесных удальцов. И ватага Котовского очень удачно воспользовалась этой особенностью бессарабского менталитета.
Третьей причиной неуловимости удачливой шайки было, несомненно, полное разрыв Котовским связей с революционным подпольем. Оно, это подполье, за прошедшие два с половиной года появилось таки в Кишиневе, но просто кишело провокаторами.
Ну и наконец, необходимо принять в расчет, что ловившие Григория Ивановича полицейские чиновники тоже были живыми людьми, со всеми присущими живым людям слабостями, — а не идейными и бескорыстными персонажами авантюрно-разбойничьих романов. Поимщики Котовского едва ли питали горячую любовь к его жертвам — сорящим деньгами бессарабским магнатам. И едва ли отказывались от существенной прибавки к жалованью со стороны удачливого атамана.
И все таки, несмотря на эти благоприятные факторы, карьера предводителя гайдуков в начале XX века не могла быть слишком долгой…
Но тут случилась в России заварушка, названная впоследствии первой русской революцией. Веселое было время, что и говорить. Все, что вчера было под запретом, вдруг стало простым и доступным — в стране появился парламент и легализовались политические партии, журналисты, пьянея от собственной смелости, радостно печатали статьи, за которые совсем недавно грозила сибирская ссылка… Крайне все это напоминало недоброй памяти перестройку…
Но то были распускавшиеся в городах демократические цветочки… А в сельской глубинке созрели ягодки — крестьяне по-своему решали земельный вопрос.
Решали жестоко, сообщения о самовольной распашке барских земель, о поджогах и разграблениях помещичьих усадеб, сопровождаемых убийствами и изнасилованиями, поступали со всех сторон России-матушки. И художества шайки Котовского на этом фоне как-то поблекли и затерялись…
А теперь опустим занавес над последующими десятью годами жизни нашего героя. Ничего нового, честное слово. Рутина: грабежи, поимки, побеги, снова грабежи, снова поимки, снова побеги, после очередной поимки — суд и десять лет каторги, и новый побег — из Сибири…
Сбегал из-под стражи Котовский на удивление часто и удачно. Если верить автобиографиям — благодаря незаурядным физическим данным и личному мужеству. Документы свидетельствуют о ином: Котовскому не приходилось пилить решетки и копать подкопы на манер Эдмона Дантеса, двери тюремных камер открывала ему самая надежная отмычка — толстая пачка купюр.
Занавес поднимается, акт второй: 1917 год, великий и страшный…
Февральскую революцию Котовский встретил в Одесской тюрьме — в предвоенные и военные годы именно этот приморский город стал для банды котовцев главной ареной грабежей и налетов. Очередной этап веселой жизни закончился, как и прежние: бандитов постепенно переловили и перестреляли, добрались и до атамана — оставшись без сообщников, он пытался было отсидеться в сельской местности, причем вновь в роли управляющего поместьем и вновь по подложным документам… Имелась, имелась у Григория Ивановича тяга к скромной сельской жизни.
На сей раз царская Фемида, весьма благодушная и снисходительная к нашему персонажу, словно с цепи сорвалась: смертная казнь через повешение! Война, время суровое…
Но пришла революция, разом списав все долги: вчерашние преступники стали героями, и наоборот.
Несколько месяцев — вся вторая половина семнадцатого года — непонятным образом выпадают из биографии Котовского. Вроде бы отправился на Румынский фронт добровольцем-вольноопределяющимся, но ни единого документа об участии Григория Ивановича в военных действиях не нашлось…
Но в самом начале 1918 года все прояснилось. Котовский — в Тирасполе, и командует отрядом. Революционным, понятное дело. Но лица в отряде все те же — сообщники по былым налетам и другие уголовники, знакомые по многочисленным отсидкам. Да еще несколько анархистов, способных завернуть при случае пару-тройку агитационных фраз про эксплуататоров и их экспроприацию — революционный отряд все-таки, не банда.