Читаем Усман Юсупов полностью

На скромной для него должности, в обстоятельствах, когда иной прикрылся бы от упреков тем тоненьким щитком, в который из жалости стесняются метать стрелы («Я, однако, теперь человек маленький, что с меня возьмешь?), Юсупов оставался деятелем государственным. Отсюда и стиль руководства совхозом, и неприятие местничества, узости, требование видеть перспективу, и непосредственно — забота о делах, касающихся всей республики. Об одном, о комплексных-бригадах, уже говорилось; вторым важным, как то подтвердило будущее, начинанием, родиной которого тоже явился «Баяут-4», была новая система поливов.

Открытие это было сделано не в бессонные ночи за крепким чаем и спорами до хрипоты, как то показывают порой в телевизионных спектаклях. К новой системе привела широта юсуповского взгляда на жизнь, практика и свойственная искони Юсупову бережливость по отношению к высшему благу Азии — воде. А непосредственным поводом явился приезд Георгия Анисифоровича Хорста, былого Гоши — управляющего делами союза строителей, с которым сидели в разгороженной фанерными стенами комнатке под лестницей Дворца труда. Целый век прошел с той поры, а точно — три десятка лет. Георгий Анисифорович трудился теперь в Ирригационном институте на кафедре мелиорации, побаливал, но, узнав, что студентов отправляют на уборку хлопка в «Баяут-4», к Юсупову, собрался с силами и поехал с ними.

Любопытная для характеристики обоих этих людей подробность. Хорст жил вместе со студентами в здании школы, выходил в поле вместе с ними на рассвете, когда на белесо-зеленых листьях хлопчатника, на жестких колючих створках, из которых выглядывал белый комочек ваты, густо лежала холодная роса, расспрашивал пожилого бригадира, хмурого переселенца, приехавшего год назад из Ферганы, об Усмане Юсуповиче, но сам зайти к нему не решался. Тридцать лет прошло, срок большой, ну как не подумать о том, кем был Юсупов во все эти годы, какие высочайшие посты занимал, какие люди его окружали… Наивно полагать, что даже в его обширной памяти сыскался уголок, где хранится во всем своем непрезентабельном виде тощий студент Гоша, который прячет конспект под скоросшивателем с протоколами.

Юсупов и впрямь раз-другой, когда Хорст попадался ему на глаза, проходил мимо, все же будто спотыкаясь. Хорст тоже давно не видел его вот так, рядом с собой. С сожалением, забыв в это время, как все мы, о том, что и он сам, увы, совсем не похож на того, двадцатилетнего, отмстил, как отяжелел, осунулся Усман Юсупович, как трудно ему ходить и дышать. Юсупов все же уловил однажды этот взгляд — не постороннего, а близкого человека. Он постоял с минуту, глядя на Хорста, потом спросил, ткнув пальцем в грудь ему:

— Скажите, вы в профсоюзах не работали? Хорст только руки распростер в ответ.

Юсупов позвал его к себе. Все повторял за чаем:

— Молодец ты. Так и надо: не смотри на болезнь, работай. Я вот тоже: полежал, полежал — надоело, ей-богу! Встал.

Говорили не только о прошлом, как водится при встрече старых сослуживцев. Юсупов поделился с Георгием Анисифоровичем (специалист-ирригатор, стоит ли упускать возможность!) своими мыслями о поливах в условиях Голодной степи. Его давно беспокоило, что на новых землях, в руководимом им совхозе в том числе, где возделывание хлопчатника организуется на современной основе, где почти все процессы механизированы: и пахота, и нарезка поливных борозд, и продольная культивация, и даже уборку уже отчасти проводят машины, — поливы осуществляются на том же уровне, что при Тамерлане. От участкового канала (распределителя) отводят поперек уклона ок-арык для каждого поля, а из него питают многочисленные борозды; справа и слева от каждой — грядка с кустами. Усталый от бесконечного хождения с грядки на грядку поливальщик в покоробившихся кирзовых сапогах, в почерневшей от пыли и пота сорочке без ворота, сквозь которую видна широкая загорелая грудь, открывает, отваливая кетменем ком земли у горла каждой борозды, дорогу воде; едва дойдет до края поля, надо возвращаться: излишняя влага хлопчатнику тоже ни к чему, да и вода дорога. И так во всю ночь, благо хоть луна иногда светит, не то с фонарем ходить. Больше трех — трех с половиной гектаров поливальщик за сутки обслужить не успевал, а счет площадям в том же «Баяуте-4» шел уже на тысячи гектаров. Людей же всегда не хватало.

Беда была еще в в том, что тракторам было трудно, подчас невозможно перебираться через поперечные каналы. Из-за этого обработку растений можно было вести только вдоль борозд, а поперек поля приходилось пускать рабочих все с теми же кетменями в руках.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии