Усман Юсупов

Думал ли Юсупов, когда принял на себя огромную ответственность, пошел на риск, размеры которого можно понять только в контексте тех очень сложных годов, что Ферганский канал сыграет для победы в грядущей войне такую же роль, как военные заводы? Он не делился этими мыслями даже с самыми близкими людьми, а потому не станем ему приписывать их. Одно неопровержимо. То, что уже подчеркивалось не раз: Юсупов был партийным деятелем, руководителем. Это значит, что он умел смотреть в будущее и сегодня поднимать массы на свершения, без которых завтрашний день был бы невозможен или, по крайности, труден.

Пройдут годы, и Большой Ферганский канал, уже ветеран, весь в зелени склонившихся к воде ив, заметно уступающий новым ирригационным сооружениям по тем показателям, которые называются технико-экономическими, все так же исправно будет служить людям. Он будет носить имя Усмана Юсупова, и это справедливо.

Большой Ферганский канал был, пожалуй, главной, но далеко не единственной заботой Юсупова в памятном 1939 году. Конечно же, здесь имеются в виду не только официальные выступления; их было, как всегда, много: на Пленуме ЦК КП(б) Узбекистана и на съезде ВКП(б), на заседаниях комиссии по изменению Программы партии, на торжественном открытии канала Лягай, на активе Ташкентской парторганизации, на третьей сессии Верховного Совета СССР, на областном совещании по животноводству, и конечно — в газетах: в «Правде Востока» Юсупов писал не только о Ферганском канале, о 43-километровом Зеравшанском канале, прорытом тем же летом, о Комсомольском озере и парке, построенном молодежью в Ташкенте, о том массовом подъеме вообще, в котором выразилось великолепное приподнятое настроение народа, осознавшего себя социалистическим обществом, исполненного высокой преданности своей трудовой стране, веры в то, что восторжествовал наконец в многострадальной истории человечества строй, основанный на справедливости. Этот душевный настрой советских людей стал залогом его победы и в наступившей вскоре войне.

Она была ближе, чем когда-либо.

11 сентября Юсупов выступал в Учкургане. Там были завершены работы на особом Головном участке. Он, как обычно, увлекся, и люди, с доверием, гордостью и с любопытством глядевшие на него, — все сорок пять дней он был с ними, — зажглись его словами, простыми, дехканскими, еще больше потому, что сам-то Юсупов был такой же, как они и их соседи, но сила, уверенность, как бы почерпнутая свыше, наполняли его, и он делился ими со своим народом.

— Сегодня живем уже совсем неплохо. Завтра будет еще лучше!

Далеко окрест разносился львиный рык карнаев. Дымился бесподобный пряный парок над огромными черными котлами с янтарным пловом.

Юсупов посидел часок за достарханом с начальником участка Камаловым и передовиками — оказал по восточному обычаю честь им. Мало-помалу завязалось импровизированное состязание в остроумии — аския. Юсупов тоже смеялся, чтоб не обидеть учкурганцев. Он знал о том, о чем час спустя все прочли в свежих газетах, — о вторжении фашистских войск в Польшу. Уже не отсветы — языки военного пламени коснулись советских рубежей.

В машине рядом с Юсуповым сидел Сергей Константинович Емцов, давний сподвижник, еще по Ташкентскому окружному партии, добрый товарищ. Худощавый, подвижный, Емцов наклонился к Усману Юсуповичу, спросил взволнованно все о том же: чего теперь ждать на западных границах?

Юсупов молчал. Потом положил широкую ладонь на руку Емцова.

— Вилт меня мучит, Сергей Константинович. Вилт. Вот ведь зараза какая, подумай! Сколько хлопка попортил в этом году, — он обнял Емцова за плечи и спросил: — Ферганская селекционная станция далеко отсюда? Давай-ка заедем, а? Там, мне докладывали, новый сорт вывели. Говорят, вилта ничуть не боится.

В конце года должно было быть принято новое всесоюзное постановление о дальнейшем развитии хлопководства в Узбекистане. Юсупов внимательно следил за тем, как собирают материалы для Москвы. Наверное, строки о внедрении сортов, которым не страшен вилт, рак хлопка, иссушающий дотла живое волокно, будут в постановлении весьма и весьма уместны. Суть предстоящих дел не только в том, чтобы засевать как можно большие площади. Если не остановить вилт, он в состоянии сожрать треть урожая.

Сообщения о новых удачных сортах, весьма попахивающие сенсационностью, Юсупов слышал не раз; обычно они не выдерживали проверки практикой. Сейчас дело обстояло иначе. Юсупов чувствовал это, основываясь, впрочем, на реальных фактах. Он знал как солидных специалистов руководителей Ферганской опытной станции, в частности, прекрасного агронома Румшевича. Привлекло и то, что сами они были крайне сдержанны в оценках своей работы, высказывали даже сомнения по поводу того, проявит ли новый сорт свои достоинства в иных природных зонах, в Хорезме, к примеру.

Емцов, разумеется, тоже знал о работах Румшевича; он обрадовался:

— Знаете, они прошлой осенью умышленно заразили почву вилтом, высадили на участке больные растения рядом со своими. И оказалось, не болеет их сорт!