Услышать Эмерсона и умереть, или Несколько эпизодов из жизни Израильского Хай-Тека

Итак, времена мы переживали не самые веселые. По причине всеобщего плохого настроения все валилось из рук: опытная партия многоканальных матриц, которую мы готовили к бесплатной передаче на испытания местным оборонщикам (с подачи доброго доктора Лиштмана), погорела на стенде в результате то ли моей, то ли Федотыча дурацкой оплошности. Разбор полетов с последующим выяснением отношений по общему согласию я, пользуясь официальным положением большого босса, решил не производить. Чтобы не усугублять напряженку и уныние. Во избежание последующих самодеструктивных действий, на Совете Директоров (который проводился в традиционной для наших Советов форме совместного с Леонардом и Федотычем субботнего перекура с выпивоном) было решено: всем выплатить отпускные и на пару месяцев разогнать народ как можно дальше от фирмы. На волю. В пампасы. В опустевшем помещении представлять "Крайо-Кон" остался я - собственной персоной. Один, без ансамбля. Что позволяло сэкономить на воде и электричестве. Я сидел под единственным включенным кондиционером, лениво переводя мышкой курсор между пиками и бубнами на грубо размалеванном старым "Марьяжем" экране, и периодически бросал полный надежды и отчаяния взгляд на стоящий рядом факсимильный аппарат: вдруг оттуда опять выползет завлекательное предложение от очередного господина Ву, но уже не плохого бяки - корейского агента, а какого-нибудь хорошего, доброго, мирного. Однако проклятый аппарат явно не был создан для приношения радости моей скромной персоне. Если из него и выползала какая бумаженция, то это (в лучшем случае!) была реклама. А в худшем - предложение оплатить счет или деликатное напоминание из банка о том, что я лично несу ответственность за стремительно возрастающие долги фирмы. И хотя наш "Крайо-Кон" - компания Эль. Ти. Ди., то есть - с ограниченной ответственностью, местные банки ограниченной ответственности не любят. А потому всегда стремятся превратить ответственность в неограниченную и обязательно личную. Как будто, в случае чего, лично мне будет чем с ними расплатиться?!

Но, очевидно, кому-то там, наверху, простое угасание маленькой хай-тековской фирмы показалось слишком банальным окончанием так интересно начавшейся истории. Ха, банкротство подстерегает десять из одиннадцати подобных проектов. Но не нас! Вернее, по отношению к нам, - не сейчас. Свежая струя ворвалась в остановившийся жаркий пустынный воздух сквозь узкую щель ничем ни примечательного телефонного звонка. Вообще, в противоположность факсу, от телефона я уже давно не ожидал ничего хорошего. Звонили чаще всего или Леонард, с сакраментальным вопросом: "Ну, что у нас сегодня плохого?"; или моя супруга, с просьбой по дороге домой заехать в "супер" за продуктами. Федотыч даже и не звонил, ибо свое сочувствие он обычно выражал почесыванием собственной бороды и похлопыванием меня по животу, кои действия, согласитесь, по телефону совершать абсолютно невозможно. Поэтому, подтягивая трубку к уху, ни на какие новости я не рассчитывал. И зря. Вместо унылого Леонардовского бормотания, трубка бойко затараторила, обращаясь ко мне хорошо поставленным мужским голосом. Говорящий владел высоким ивритом не хуже дикторов израильского телевидения. Однако в интонациях проскальзывал легкий акцент, истоки которого я на слух установить не смог: не русский и не английский - это точно. Мой невидимый собеседник отрекомендовался Моти Ноффлером, бизнесменом из Мигдаль-а-Эмека. А Мигдаль-а-Эмек, скажу я вам, это израильский аналог Силиконовой Долины. Где расположено множество электронных компаний, подходящих "Крайо-Кону", как говориться, по профилю в качестве серьезных заказчиков. Заинтригованный таким поворотом событий, я сразу же согласился встретиться с господином Ноффлером на следующий день в Тель-Авиве, где мы и сможем тет-а-тет обсудить взаимно интересующие вопросы во всех необходимых деталях.

Господин Моти оказался весьма колоритным типом: невысокий крепкий мужичок лет пятидесяти пяти. Крючконосый и пронзительно голубоглазый. Сократовский лоб переходил в отполированную безжалостным южным солнцем лысину, на которую с боков были аккуратно зачесаны несколько жидких смолянисто-черных прядей. Одет он был в распахнутую на шее розовую рубашку с отложным воротником, неглаженные брюки от Гуччи и сандалии на босу ногу. Облик, типичный для независимого израильского бизнесмена средней руки. (Впрочем, позже я убедился в том, что он носит респектабельные костюмы и дорогие галстуки с той же элегантной небрежностью, что и свой ежедневный средиземноморский прикид.) После крепкого рукопожатия Моти предложил посидеть в одной из кафешек на набережной а-Яркон и спокойно поболтать о том - о сем. Себе он спросил стакан горячего чая, а я удовлетворился бокалом холодного "Тюборга": поле битвы было готово. Первым предпринял атаку Моти.