Дочь Макка была его главной отрадой и верной помощницей. Арди́ казалась людям немного экстравагантной и грубой, но более близкое знакомство открывало её доброе сердце и весёлый нрав. Она хорошо рисовала и имела прекрасный вкус: лично разрабатывала дизайн украшений, которые мастерил и продавал отец. Арди́ обладала приземлённостью и практичностью, которых порой недоставало её наивному, романтичному родителю, склонному к чрезмерному альтруизму.
— Бусинка, заканчивай нудить и помоги мне, пожалуйста. Разбери кровать в гостевой, принеси тёплую воду и полотенца, я пока осмотрю этого беднягу.
Арди́ с неохотой подчинилась.
Тело молодого человека было изувечено шрамами, явно полученными в бою, лицо выглядело измождённым муками и болью. Макк почувствовал жжение в груди, сожаление, которому не находил объяснения, потому что оно принадлежало не ему. И когда он коснулся запястья незнакомца, чтобы пощупать пульс, в его сознание цветной змейкой вползло яркое видение, каких он не видел никогда прежде: словно разум спасённого говорил с его разумом, что-то показывал ему… Короткий рассказ о жизни и печали, о мучительном чувстве вины. Макку было позволено узнать кое-что о Бене Соло и Кайло Рене.
Вскрикнул, отпрянул в испуге. Потрясённый, уничтоженный: он смотрел чужие страдания, как свои собственные. Макк прижал ладони к лицу и заплакал, как плачут старики — тихо, устало, едва вздрагивая. Он не знал, что ему делать с тем, что он увидел. Как относиться к этому человеку, принёсшему столько несчастий другим? Правильно ли думать, что своей смертью он искупил содеянное? Сердце говорило не спешить осуждать его.
«Никто не знает, что он сделал. Никому и в голову не придёт, что этот «монстр» способен отдать свою жизнь ради кого-то… Он молчит, ради кого. Хотя, пожалуй, я бы отдал за девчонку, которую люблю. Может, и ему не чуждо? — тяжело вздохнул и уставился на Бена.— Арди́ скажет, что у меня поехала крыша, и мы обязаны сдать этого парня властям, что от него неизвестно, чего ожидать. Но я почти уверен, что не беды. Не теперь уж точно. Ещё и голоса попросили для него милосердия. Я верю им, я всю жизнь им верил, и они никогда не подводили».
— Пап, ты чего это тут? — на пороге гостиной стояла Арди́ со стопкой разноцветных чистых полотенец и глядела на отца округлившимися глазами. — Я кровать разобрала уже, таз поставила. Помочь тебе эту тушу затащить в спальню?
— Он человек, а не туша.
— В самом деле? Будешь так же говорить, когда у тебя после поясница отнимется?
«Не уходи, милая, прошу… — тихо прохрипел Бен, хмурясь в бреду. — Не оставляй меня здесь, только не оставляй. Вернись ко мне! Пожалуйста… Пожалуйста…» — из-под его ресниц выкатилась крупная слеза и скатилась по скуле за ухо.
Арди́ ощутила дрожь в спине и боль в горле — подступивший укол стыда. Ей не хотелось сострадать этому человеку, но иррациональное чувство билось в её сердце пойманной в клетку птичкой. Макк снова заплакал. Она отложила полотенца и присела на корточки подле отца, ласково погладила его по плечу: Арди́ с детства привыкла, что у Макка порой случались приступы, когда он ощущал чужую боль, а в последние годы, когда шла война, эти приступы и вовсе стали обыденностью.
— Вставай, папуль, давай отнесём его на кровать, — в её голосе больше не было желчи.
Бен очнулся через пару недель. Разлепил веки: над головой потолок, разукрашенный цветами — казалось, он медленно падал вниз. Зажмурился, вздрогнул. В сознании кавардак, путаница, жутко хочется пить. Сквозь оглушающую тишину Бен различил какой-то скоблящий звук, учуял запах краски, курительной смеси и духов. Открыл глаза и повернул голову вбок: у окна за мольбертом сидела девушка, вся объятая божественным светом, хотя через мгновение Бен понял, что свет-то был самый обыкновенный — из окна, но ослепительно яркий, его лучи выскакивали из-за спины художницы и впивались в стены. Мебель вокруг вся старенькая, из древесных пород, явно ручной работы, лишь светильники говорили о том, что его не занесло в древние времена.
— Где я? — с трудом вымолвил Бен.
— Я уже думала, ты помер, — хихикнула девушка и сделала затяжку, затем медленно выдохнула густой клубок дыма. — Воды хочешь?
— Ты не ответила на вопрос, — раздражённо бросил он и со стоном попытался приподняться, но все мышцы в теле онемели и не слушались.
— О-о-о, это ты зря, боец! — незнакомка подбежала к нему и придавила за плечи обратно на подушку. — Не торопись! Медленнее давай.
— Вот раскомандовалась, — недовольно буркнул Бен, но уже сдаваясь. Спорить с человеком, который явно обеспокоен его состоянием, бессмысленно и глупо к тому же.
Взяла одну его руку в испачканные краской маленькие ладони, стала растирать, затем вторую — искусно, ладно и деликатно. Приподняла его голову, взбила подушку, Бен не успел даже возразить её заботе.