Ускоренный реверс

– Дорогой, ты чего такой весь… окаменевший и яростный? – забеспокоилась теперь она, пытаясь успокоить любимого. – Всё уже позади, и я начинаю справляться с собой… так что не переживай…

Принцу вдруг стало стыдно, и он покраснел ещё больше. Потому что проснувшаяся совесть безжалостно напомнила: «Обвиняешь серые массы? Сваливаешь вину о бездействии на иных? Так почему же ты сам до недавнего времени и пальцем не шевелил в данном направлении?! И ладно бы не знал ничего! И ладно был бы тупым, необразованным, наивным пастухом, которому в жизни ничего не надо, кроме куска сыра, стакана вина и ломтя хлеба! А ведь ты знал! Ох, как много же ты знал!..»

Поэтому Луаре, после того как собрался морально и смочил горло водой, он вначале постарался улыбнуться, а уже потом заверить:

– Да, самое страшное позади. Но чтобы жизнь и в будущем стала более безопасной, надо будет постараться. Очень, очень постараться… И я справлюсь, не сомневайся!

Сцена 32

Насколько памятным получилось начало увольнительного дня, настолько тяжкими мытарствами он закончился. Нет, похмелья не было, из медицинских модулей принцы выскакивали примерно уже через час трезвые и полные сил. А вот дальше, злой, как голодный ящер, сержант обрушил на них всю свою ярость воспитательного гнева. И завершил выходной день тем, что прогнал подчинённых ему солдат пять (!) раз по большой полосе препятствий. Причём требуя при этом выполнения наивысших нормативов и раздавая болевые наказания пачками, врозь, наобум и слитными очередями.

Досталось преизрядно всем без исключения: и тем, кто перебрал лишку, и тем, кто не бросил товарищей на произвол судьбы, вернув тех самоотверженно в казарму. Причём выяснилось, что никаких бед, драк, убытков и разрушений солдаты не учинили. И ни одну даму ни к чему и никоим образом не принуждали. То есть ни единой жалобы на разгулявшихся и веселящихся обладателей древней крови не поступило.

Посему этакое наказание-издевательство со стороны командира ополчило против него весь личный состав без исключения. Даже обильный ужин не улучшил угнетённого настроения, и во время вечернего построения принцы смотрели на Эйро не то чтобы волками, а одновременно удавами, коршунами, бешеными медведями, пиявками… Хотя нет, у пиявок-то глаз нет! Но если бы взгляды могли прожигать, от сержанта бы и пепла не осталось.

Тогда как он, заметив подобное к себе отношение, нисколько не смутился. Скорей даже расслабился и повеселел. И философствовал перед строем уже с совершенно иным настроением:

– Конечно, следовало бы наказать… особенно некоторых, максимальной по силе болью, и, честно говоря, у меня такое желание до сих пор не пропало. Спасает вас лишь тот факт, что мне порекомендовали… – он особо подчеркнул последнее слово, показывая лишний раз, кто здесь командир. – Оставить вас в боевой готовности. Ибо в ближайшие часы возможен очередной десант. Конечно, многие из вас настолько зазнались, что всей мимикой своих опухших морд словно кричат: «Мы заслужили выходной! Имеем святое право расслабиться!» Но! Чёрт вас побери! – перешёл он на крик. – Неужели вы, первые наследники престолов, не знаете, что такое сдержанность?! Неужели вы не умеете контролировать свои животные инстинкты?! Неужели так сложно вернуться в казарму на своих двоих, пусть и навеселе?! Позор! Видели бы вас пять часов назад ваши матери, жёны и дети! Я уже не говорю о подданных, которые сразу бы устроили революцию и сожгли бы вас как исчадия ада на дровах из тронов ваших папочек!..

Он сделал длинную паузу в своём монологе, став нервно прохаживаться перед строем и посматривая на несколько смутившихся принцев. Всё-таки нашёл больное место, в которое можно ударить. А заметив это, ещё и усилил нажим:

– Кстати, отличная идея! Надо будет собрать все записи ваших похождений, а потом, оформив носители информации как подарок, отослать всем вашим вышеперечисленным родственникам и близким. Пусть тоже повеселятся и порадуются за вас от всей души. Как вам такое развлечение?

Незнамо как остальные товарищи, но Фредерик чуть ли не затрясся от переживаний, представив, как Луара, а уж тем более дочери просматривают его похождения. А ведь он ещё и сам не мог всё вспомнить, потому что часть его увольнительной виднелась в этаком хмельном тумане. Забыв о порядках в строю, губы смогли провозгласить укор за такие угрозы:

– А как же мужская солидарность?..

– А сие понятие мне неведомо, Десятый! – вызверился на него подскочивший вплотную сержант. – Ибо я ни разу своей жене не изменял! И ни разу о детях не забывал! – Но тут же отступил, хмыкнул и чистосердечно, но с ехидной улыбкой добавил: – По причине отсутствия оных… – после чего вновь отправился к центру строя, приговаривая, словно про себя: – «Единичку» получи за разговор без разрешения, а «двоечку» – за неуважение ко мне, забыв добавить уставное обращение «господин сержант».

От первого наказания Фредерик скорчился, как змей, а вот от второго свалился с ног. Пока поднимался, хрипя, с выпученными глазами, командир продолжил совершенно иным компанейским тоном: