Ушедший мир

Это избавило Монтуса – который в последнее время не просто от всего устал, его достало все это дерьмо, достало держать твердую руку на неровном пульсе – от необходимости задать вопрос, почему его должники эти полмесяца делали выплаты столь небрежно. Ровесник своего века, с недавних пор Монтус чувствовал себя стариком. С возрастом, видимо, понимаешь, что у тебя за спиной встает новое поколение людишек, которые занимаются теми же бесполезными глупостями, что и предыдущее. Никто ничему не учится. Никто не идет вперед.

Черт возьми, как же Монтус скучал по тем дням, когда все шло своим чередом, все с радостью зарабатывали деньги, тратили деньги и просыпались на следующее утро, чтобы все повторить. Монтус давно считал, что те времена, когда делами заправлял Джо Коглин, были золотым веком Айбора. А теперь, по крайней мере, пока война не перестанет забирать лучших бойцов и лучших клиентов, придется жить в режиме ожидания. В режиме ожидания нет ничего плохого, во всяком случае на первый взгляд, но обычно в такие времена люди становятся дергаными и связаны друг с другом прочнее, чем колючей проволокой.

Лишь под самый вечер он добрался тогда до Мильтона Жемчужные Глаза, продавца мужской одежды с Десятой улицы, и Жемчужные Глаза сказал, что ему нечем платить, «по крайней мере на этой неделе и, наверное, на следующей тоже», и вот тогда Монтус задал вопрос, ответ на который знать не хотел.

– Почему ты так со мной поступаешь, Жемчужный?

– Мистер Дикс, ты же знаешь меня, я ничего такого…

– Не знаю.

– У меня нет денег.

Монтус взял с ближайшей полки шелковый галстук, почувствовав, как импортный шелк скользнул по ладони. Черт возьми, с начала войны он уже и забыл, до чего нежный этот шелк на ощупь.

– А почему их у тебя нет?

Жемчужные Глаза, добрый старик, дед девяти внуков, ответил:

– Нет – и все. Времена нынче тяжкие.

Монтус поглядел на пол сбоку от прилавка:

– А на полу валяются десять долларов.

– Что?

– Десять долларов валяются, говорю.

Монтус указал на пол и отступил назад.

Жемчужные Глаза уперся локтями в прилавок и вытянул шею, заглядывая за край. Монтус набросил ему на шею петлю из шелкового галстука и принялся душить старого олуха. Придвинулся ближе и заговорил Мильтону прямо в заросшее волосами розовое ухо:

– Кому ты платишь, если не платишь мне? Кому?

– Никому. У меня просто…

Монтус сильнее потянул за концы галстука, дернул Мильтона Жемчужные Глаза через прилавок, сбрасывая на пол. Выпустил концы галстука. Старик лежал на полу, раскачиваясь, стеная и тяжко охая.

Монтус смахнул с пола пыль носовым платком, взятым с другой полки. Уселся напротив Жемчужных Глаз.

– Старик, чем ты здесь торгуешь?

– Что? – выдавил тот, захлебываясь и кашляя. – Что?

– Ответь, чем ты торгуешь.

Жемчужные Глаза срывал с шеи галстук, словно тот был живой. Сорвал и бросил на пол.

– Одеждой.

– Одежда – это то, что лежит у тебя на полках. – Монтус помотал головой и фыркнул. – А продаешь ты стиль. Братья, которые входят в эти двери, хотят элегантности. Изысканности. Я это к чему… Вот посмотри сам на свой костюм. Сколько он стоит в розницу?

Старик снова закашлял, но уже суше.

– Примерно восемьдесят долларов.

– Восемьдесят долларов. Ого! – Монтус присвистнул. – Многие братья, с которыми я знаком, столько и за месяц не зарабатывают, а ты ходишь в таком костюме и уверяешь меня, что не можешь отдать долг.

– Я… – Жемчужные Глаза смотрел в пол.

– Кто обчищает твои карманы раньше, чем ты успеваешь заплатить мне? – спросил Монтус.

– Никто, – ответил Жемчужные Глаза.

– Ладно, – сказал Монтус. – Ладно.

Он направился к двери.

– Ладно? – переспросил Жемчужные Глаза.

Монтус остановился перед столом с разложенными белыми рубашками и обернулся:

– Кто-нибудь из моих ребят к тебе заглянет, либо домой сегодня вечером, либо завтра утром сюда, но скоро. Я бы и сам занялся, только кровь, как ни старайся, попадает на одежду, а у меня сегодня свидание со средней женой в клубе «Джин-джин».

– Кровь?

Монтус кивнул:

– Придется порезать тебе физиономию, Жемчужный. Разделать, как цыпленка для пикника. Посмотрим, сколько стиля и элегантности ты тогда продашь. Спокойной ночи.

Направившись к двери, он увидел серый «плимут», ехавший по противоположной стороне улицы на север. Что-то в этом автомобиле Монтусу не понравилось, но он не успел понять что, так как в этот момент Жемчужные Глаза просипел со стороны прилавка:

– Крошка Ламар.

Монтус наблюдал, как старик поднимается на ноги.

Жемчужные Глаза потер горло:

– Крошка Ламар сказал, он берет все на себя. Говорит, твое время прошло. Говорит, этим городом теперь правит другой босс.

Монтус улыбнулся:

– А когда я выставлю его из квартала и отправлю в могилу, что ты скажешь тогда?

– Крошка Ламар говорит, у него есть поддержка.

– Это у меня есть поддержка.

– Сынок, – сказал старик, и в его голосе сквозила тоскливая жалость, полоснувшая Монтуса по сердцу, – ходят слухи, что теперь тебя поддерживает разве что собственный хребет. Все, чего ты добился в мире белых, теперь превратилось в пшик.