Речка тут неподалёку, вот и поднялись по течению.
Фатьян приносил журнал со статьёй о финиковых пальмах, где говорилось,
что, не имея ветвей, пальмы летать не умеют, а носятся по саванне,
топорща листьями, но, вопреки расхожему мнению, будучи испуганными,
вершину в песок не прячут, а то финики от песка было бы не отмыть.
Долмат и тут не возражал. Кивал согласно и, не заглянув в текст,
принимался рассказывать, что ананасов в прошлом году прилетело
столько, что не переесть. Он, Долмат, эти ананасы в бочках квасил и
зимой варил из них кислые щи. Вот только вчера последние доел.
В конце концов, Фатьян перестал спорить. Хочется человеку залётных
ананасов -- и пусть его.
Зима установилась суровая, февральские метели завывали в еловых
вершинах. Лесные великаны плотно обступили дом, жались ближе к теплу,
уже не пугаясь топора и не думая, что тепло происходит от их
собственной плоти, сгорающей в печи. Выгребая по утрам из печки золу,
Фатьян щедро рассеивал её под корнями столетних елей. В знаменитой
книге Октябрины и Александра Ганичкиных "Всё о саде и огороде"
сказано, что делать это ни в коем случае нельзя, поскольку
прикормленные дикарки весной могут остаться на понравившихся местах, и
вместо сада неопытный любитель получит лесную чащобу. И всё же, Фатьян
чуть не ежедневно выходил с совком золы, наблюдая, как проседает снег
в тех местах, куда просыпалась давно остывшая зола.
Оттосковали метели, солнце стало появляться чаще, в полдень над
первыми проталинами толклись безвредные снежные комарики -- признак
грядущей весны. Замшелые ели, не соблазнившись золой и навозом, начали
перебираться на старые подзолы, освобождая место саду или безобразному
бурьянищу, если вдруг с перелётными деревцами в тёплых краях случится
какая беда.
Часто, бывало, вечерами, сидя у натопленной печки, Фатьян думал о
судьбе улетевших яблонь и вишен. Там, в жарких странах, перелётные
деревья не цветут и не плодоносят, а значит, и отношение к ним самое
неуважительное: древесина. Зайдёшь от нечего делать в мебельный магазин
и ужаснёшься при виде расцветок: вишня, яблоня... редко когда -- дуб.
В прежние года на фанеровку шло по большей части красное дерево, а
теперь аборигены свои леса берегут, а пришлых не жаль -- валяй их всех
под корень!
Ухаживал, лелеял, прививал, чтобы всеми корнями к родной земле
приросли, а потом сам же и отпустил искать ушедшее лето. На фруктовых
фермах сортовые яблони цепями приковывают, опасаясь неучтённых потерь.
Так зато у них и не яблоки, а сельхозпродукция, годная разве что на
осветлённый сок. Настоящее яблоко должно катиться по свету, как по
блюдечку с голубой каёмкой, мчаться степью лазурною, цепью жемчужною с
милого севера в сторону южную. А ты -- гляди им вслед, а потом жди,
мучайся, волнуйся: вернутся ли?
Ели и осины давно освободили место, откочевав в лесные урочища.
Трухлявую ольшину, которая не смогла вовремя унести корни, Фатьян
спилил и порубил на дрова. Долмат уже трижды врал, будто бы видел
где-то цветущее волчье лыко -- оно прилетает впереди всех. Фатьян не
верил. А хоть бы и правду соврал сосед, одно волчье лыко весны не
делает.
Фатьян ждал. Подолгу сидел вечерами на улице, глядя в лиловеющее небо,
высматривал, не мелькнёт ли над горизонтом возвращающийся клин. И, как
всегда, упустил самый важный момент. Утром вышел на улицу и задохнулся
от разлитого повсюду аромата цветущих яблонь и вишен. Вернулись почти
все, даже пара приблудных слив укоренялась на том месте, где прежде
росла отжившая своё груша.
Недолгий праздник цветения.
Весна…