Ущелье Вверхтормашки

Ему не нужно заниматься решением организационных проблем и следует сосредоточиться исключительно на задаче спасения душ, предоставив все остальное «Обществу». Если бы Моисей Мелькер не выкинул из головы свою встречу с Уриэль в Санта-Моника (если это и в самом деле была Санта-Моника) и его странный разговор с Михаэлем на обратном пути из Соединенных Штатов, он бы призадумался и, весьма возможно, догадался бы, что попался в сеть, сплетенную не по злобе, а потому, что Великий Старец (если это был он) по своей натуре склонен плести такие сети. Он плел их просто так – как паук плетет паутину, вовсе не имея в виду какую-то определенную муху, а только мух как таковых; в натуре же Мелькера было попадать в сети, точно так же как мухи попадают в паутину – по воле случая или по необходимости, это уже вопрос философии, ничем не доказуемый вопрос веры. В пансионат Моисей Мелькер прибыл 13-го. С Цецилией. К его удивлению, даже замешательству, она сама захотела ехать с ним. А вот на чем ехать, оказалось проблемой. Из почтения к своей первой супруге Эмилии Лаубер Мелькер продолжал пользоваться ее «роллс-ройсом». Теперь эта машина выглядела памятником старины. Войти в него можно было не пригибаясь, и если открыть заднюю правую дверцу, наружу выдвигалась лесенка. Тонны шоколадных конфет, съеденных Цецилией Мелькер-Ройхлин, почти лишили ее возможности влезть в «роллс-ройс», но она в него все же втиснулась. Сын хозяина гринвильского гаража Август повез их в пансионат, причем Мелькеру пришлось сесть впереди, так как рядом с Цецилией места не было. В восемь часов утра они выехали из Гринвиля, до Майрингена катили с ветерком, но перевалы «роллс-ройс» еле преодолел. В пять часов вечера, смертельно усталые, добрались до места. Из флигеля к машине приплелся некий тип в шлепанцах и рабочем комбинезоне.

– Есть тут кто-нибудь? – спросил Моисей.

– Я есть, – процедил сквозь зубы этот тип и недоверчиво оглядел «роллс-ройс».

– Я – Моисей Мелькер, – представился тот и вышел из машины.

– Вижу, – опять процедил тип в шлепанцах.

– Мы наконец приехали? – спросила Цецилия. Она до того наелась вишнями в шоколаде, что язык у нее еле ворочался.

– Приехали, приехали, – подтвердил Мелькер. – Пора позвать сюда портье и рассыльного.

– Нет тут ни портье, ни рассыльных, – отрезал тип.

– Как это нет? – удивился Моисей Мелькер.

– Здесь «Приют нищеты», – заявил тип. – Пансионат теперь так называется. Так окрестило его рекламное агентство в Базеле.

Но Моисей Мелькер запротестовал:

– Ведь послезавтра в пансионате – (в «Приюте нищеты», поправил его тип), – ну ладно, в «Приюте нищеты» должно состояться открытие, – продолжал Мелькер.

– У меня были основания ожидать, что прибудет множество постояльцев. И понадобится обслуга, много обслуги. Кто же так глупо распорядился?

– «Швейцарское общество морали», – ответил тот.

– Это общество не имеет здесь никаких прав, – возразил Мелькер.

– Именно оно-то и заправляет всем, – заявил тип. – Оно наняло на работу и меня, и вас тоже.

– Что случилось, когда меня наконец проведут в Восточную башню? – раздался требовательный голос Цецилии изнутри машины. – И куда подевались рассыльные?

– Восточную башню велено не сдавать внаем и не посещать, – откликнулся тип.

– Я могу предложить вам комнату только в Западной башне.

– Чье это распоряжение? – спросила Цецилия.

– Опять-таки «Швейцарского общества морали», – ответил тип.

Цецилия велела Августу везти ее обратно в Гринвиль. Август извлек из машины чемодан Мелькера, закрыл багажник и уехал.

– Придется мне обходиться без супруги, – вздохнул Моисей Мелькер.

– Не вешать носа, – проронил тип в шлепанцах.

– А кто вы, собственно, такой? – спросил Мелькер.

– Директор Крэенбюль, – бросил тот и трусцой вернулся во флигель. Мелькеру пришлось самому тащить чемодан в главное здание. Лифт не работал. Чемодан оттягивал руку – ведь Мелькер взял с собой и рукопись «Цена благоволения», собираясь еще поработать над ней. Добравшись наконец до верхнего этажа, он услышал пение, доносившееся из Восточной башни. Охваченный внезапным и необъяснимым духом противоречия, он потащился с чемоданом в Восточную башню, открыл дверь и вошел. За столом сидели три раввина. Все трое в черных шляпах, длинных черных лапсердаках и темных очках, все трое пели. Борода у среднего была седая, у правого рыжая, у левого черная. И у всех троих веером через всю грудь. За их спинами было окно. Моисей Мелькер присел на чемодан и стал слушать пение раввинов. Потом пение прекратилось. Раввин с седой бородой снял темные очки, но глаза его оставались закрытыми.

– Моисей Мелькер, – начал он, – нарушил запрет и вошел в комнату, предназначенную не для него.

– Прошу прощения, – пробормотал Мелькер. – Меня сбило с толку отсутствие обслуживающего персонала.

– Сбило с толку? – удивился раввин с рыжей бородой и снял темные очки, не открывая глаз. – Моисей Мелькер собирается возглавить обитель утешения и молитвы для богатых и требует, чтобы был обслуживающий персонал?