Ущелье Разбитых Сердец

Вождь пайутов, индеец с необычайно светлой кожей и удивительно красивым лицом провел своих людей в открытые и никем не охраняемые ворота, дал жестом понять, что они свободны и спешился у здания, над входом которого красовалась надпись: «КОМЕНДАНТ».

Поднявшись по ступенькам, он вошел в здание и быстро захлопнул за собой дверь, чтобы не впустить внутрь крутящиеся на ветру снежные хлопья.

В кресле за столом полковника Фэрчайлда восседал Сепп Кэлхаун: ноги его были на столе, в одной руке он держал сигару, в другой — стакан виски из запасов полковника.

Заметив вошедшего, он опустил ноги на пол и поднялся с кресла, проявив необычайную почтительность к вошедшему.

— Добро пожаловать домой, Белая Рука! — приветствовал его Кэлхаун. А вы не теряли зря время!

— В такую погоду мудрый человек не мешкает.

— Все прошло благополучно? Линия на Сан-Франциско?

— Перерезана... — величественным и почти презрительным жестом Белая Рука отклонил предложенную ему бутылку виски. — Мы разрушили мост через ущелье Анитоба.

— Ты отлично потрудился, Белая Рука! Сколько у нас времени?

— До того, как тут могут появиться солдаты с запада?

— Да... Правда, нет оснований предполагать, что они что-то заподозрят и явятся в форт Гумбольдт настороженные, но... необходимо учитывать и случайности.

— Риск велик, Сепп Кэлхаун... Три дня не меньше.

— Этого более, чем достаточно. Поезд прибудет после полудня.

— А что известно насчет солдат в этом поезде?

— Пока ничего... — Кэлхаун нерешительно посмотрел на Белую Руку и смущенно кашлянул. — Было бы неплохо, Белая рука, если бы ты и твои храбрецы немного отдохнули. Может статься, что вам придется вновь забраться на коней.

Наступило молчание. Белая рука бесстрастно разглядывал смущенного Кэлхауна. Наконец, он сказал:

— Бывают моменты, Кэлхаун, когда Белая Рука ставит под сомнение твои слова. Как ты помнишь, мы договорились захватить этот форт. Ты и твои друзья должны были прибыть сюда с наступлением темноты и просить приюта на ночь. Вас оставили бы переночевать, а ночью вы должны были прикончить патруль, открыть ворота, впустить нас в форт и уничтожить спящих солдат.

Кэлхаун потянулся за бутылкой бурбона.

— Ночь была очень бурной, не было видно ни зги, ветер бушевал как сумасшедший. Мы думали...

— Буран был у вас в голове, а снег шел из этой бутылки с огненной водой. В результате двое часовых остались живы и успели предупредить солдат, и 15 моих лучших людей встретили смерть, но я готов потерять еще часть, но не ради тебя, Кэлхаун, и не ради твоего злого бурбона. Я просто буду мстить за свой народ. Армия белых людей — мои враги и они будут врагами, пока живет Белая Рука. Если они узнают, что нападение совершили пайуты, они не успокоятся, пока не будет убит последний пайут. Я считаю, что это слишком большая цена, Кэлхаун!

— А если не останется ни одного белого, который мог бы рассказать о случившемся? — Кэлхаун помолчал и многозначительно добавил:

— Вознаграждение превысит цену риска!

* * *

Уже пятнадцать минут поезд полз вверх к ущелью Палача. Марика стояла у окна в офицерском купе и смотрела в окно, не замечая присутствия за спиной шести человек. Она видела оставшийся позади изгиб железнодорожного полотна на протяжении двух миль спускающегося по окаймленной хвойными лесами белой долине до самого моста, который издали походил на паутину.

Клэрмонту было не до природных красот. У него на уме вертелись более важные дела.

— Ну как, шериф? — спросил он. — Что-нибудь прояснилось?

— Нет, сэр. Никто ничего не знает, никто ничего не видел. Можно считать, что не прояснилось!

— Я не согласен с вами! — резким тоном произнес Дикин. — Ведь даже самая малость может помочь следствию. Например, я был связан.

Следовательно, убийца не я. Значит, под подозрением остаются лишь восемьдесят человек...

Внезапно раздавшийся громкий лязг прервал его слова.

— О, боже! Что это еще? — вскочил Клэрмонт с кресла.

Марика с ужасом воскликнула:

— О, мой бог! Только не это! Только не это!

На лицах всех шестерых отразилось замешательство, потрясение и ужас, вызванные отчаянным воплем Марики.

Последние три вагона — два с солдатами и тормозной оторвались от состава и стремительно катились в обратном направлении по длинному крутому склону ущелья Палача. Быстро увеличивающееся пространство между оторвавшимися вагонами и последним вагоном с лошадьми, показывало, с какой скоростью неслись вниз по склону оторвавшиеся вагоны.

Солдат, находившихся в этих вагонах охватил переполох, выражавшийся в самой разнообразной реакции — от волнения до паники. Большинство из них металось без всякой цели. Они походили на безумцев. Но четверо солдат, подчиняясь приказу сержанта Белью старались изо всех сил открыть боковые двери, но те не открывались.

Перекрывая шум голосов, один из солдат в панике закричал:

— Какой ужас! Двери заперты снаружи!